“Это моя попытка поговорить с собственными родителями”. В украинский прокат вышел игровой дебют Ирины Цилык “Я и Феликс”

Сюжет картины разворачивается в постсоветской Украине. Ольга (Анастасия Карпенко) воспитывает сына Тимофея. В той же квартире живет бабушка Лида (Галина Веретельник-Степанова), которая приводит однажды своего нового партнера – бывшего офицера, ветерана афганской войны и запойного пьяницу Феликса (поэт, писатель, культуролог и музыкант Юрий Издрык).

Цилык продумала все до мелочей: сигареты “Космос”, уличные рынки, джинсовые костюмы, ковры на стенах, саундтрек из тогдашних поп-хитов, странным образом сочетающийся с “Болеро” Равеля или “Полонезом” Михала Огинского.

Сценарий написан по роману мужа Ирины, военнослужащего ВСУ Артема Чеха “Кто ты такой?”, одну из ролей сыграл сын режиссера. Повествование разделено на три неравных части: сначала – детство Тимки и появление Феликса, затем – раннее взросление героя в хаосе девяностых, и, наконец, возвращение уже взрослого Тимофея (Владимир Гладкий) с фронта домой.

Вышел фильм о непотерянном поколении – которое все-таки нашло себя вопреки всему и всем, даже своим учителям.

Мы поговорили с Ириной вскоре после выхода фильма в украинский прокат. Разговор проходил на украинском языке.

– Ира, почему ты решила после “Земли голубой…” взять для сценария именно этот, довольно непростой текст?

– Если честно, все произошло так: продюсеры Вова и Аня Яценко предложили мне вместе что-то сделать, я начала оглядываться в поисках материала, а Чех как раз заканчивал роман. Он мне казался очень кинематографичным, как отпечаток определенного времени, очень особенного для формирования нашего поколения. Так и понеслось.

– Конечно, сразу возникает вопрос: сценарий по роману мужа, в одной из ролей сын. Насколько сложно работать с собственной семьей?

– Минусы в том, что система отношений, существующая за пределами съемочной площадки, влияет на процесс. С одной стороны, когда Андрей слышал “Камера! Мотор!”, то он вел себя как профессионал, мгновенно включался, работал сколько нужно, на равных со взрослыми. Но, конечно, наши отношения мать – сын порой влияли на атмосферу на площадке, бывали какие-то конфликты. А с Чехом я чувствовала себя максимально защищенной. Это ощущение творческого тандема, когда твой партнер страхует тебя и твой материал, очень ценно. Я склонна к спонтанным решениям, могу на площадке многое менять, поэтому нужен кто-то, кто вовремя скажет: “Ира, у тебя потом это не срастется”. Вот Чех и был таким человеком.

– Сын теперь думает о карьере киноактера?

– Мне не показалось, что этот опыт стал для него особенным. Он вообще не склонен романтизировать творческие профессии. Так часто бывает у детей, которые вырастают в творческих семьях. На данном этапе он интересуется совсем другими вещами: космос, физика, механика, термодинамика, в чем я вообще не разбираюсь.

– Интересный контраст.

– Гены никто не отменял, потому что мой дедушка преподавал высшую математику, а бабушка – теоретические основы электротехники, поэтому неизвестно, что в конце концов у Андрея выйдет на передний план.

– Насколько сложно было собрать столь разношерстный актерский ансамбль?

– Я как режиссер рисковала, сочетая профессиональных и непрофессиональных актеров. Но документальный опыт мне помог. Я понимала, что от непрофессиональных актеров не могу требовать той же игры, как от профи. Когда ты человека, не тренированного профессионально, просишь повторять одни и те же реплики, помнить о камере и т. д., это ставит его в очень стрессовые обстоятельства. Многое зависело от того, кто именно эти люди.

Утверждая Издрыка, Андрея, Влада Балюка, я к ним присматривалась, понимала, что для них комфортно, а что нет. Например, Издрык и Андрей очень склонны к импровизации. Они как рыбы в воде, когда даешь возможность говорить как им говорится. Конечно, я себе как режиссеру создавала определенные проблемы, когда в каждом дубле актеры говорили немного по-разному. Но с другой стороны, это дало живую энергию в кадре.

– Чем хорош Издрык?

– Он идеальный носитель образа, несмотря даже на то, что никакого военного опыта у него и близко не было. Но он много раз смотрел в глаза, скажем так, черной пропасти, много знает и о пограничных опытах, и о поисках себя, и это чувствуется. Он похож и на моего родного отца, и на других разных мужчин этого поколения. Яркие, но надломленные люди, с очень контрастными чертами. Издрык, конечно, остается в кадре самим собой в предложенных обстоятельствах, но этого я и хотела.

– Теперь, когда фильм готов, о чем эта история для тебя?

– Можно найти очень разные ответы на этот вопрос, но для меня как мамы подростка, которая сама совершает много ошибок, этот фильм прежде всего об отношениях между взрослыми и детьми и о том, как сильно мы порой травмируем наших детей, но в то же время пытаемся удержать какой-то баланс. Да, линия ветерана с ПТСР важна, особенно сегодня. Но если говорить о моей личной мотивации, то мне кажется, это была моя попытка поговорить прежде всего с собственными родителями, а также со всеми другими зрителями моего возраста, старшего возраста, но и с детьми тоже.

– А как реагируют дети?

– Находят что-то свое. Кстати, у нас есть награда от итальянского фестиваля детского и подросткового кино. Ее присуждало не профессиональное жюри, а 600 подростков, зрительским голосованием. Шестьсот итальянских тинейджеров в фильме об абсолютно других временах и проблемах увидели что-то им близкое. Очень любопытный опыт.

– Сейчас ты работаешь над полнометражной анимацией. На какой стадии этот проект?

– Мы только начинаем действительно над ним работать, потому что раньше это были намерения, а теперь у нас уже есть партнеры из Люксембурга и Франции. Мы сейчас на этапе переговоров с двумя очень талантливыми художницами. Думаю, впереди – год основательной разработки, наиболее важный именно в анимационных проектах. В отличие от документального кино, где ты можешь менять все до последнего момента, в анимации ты должна создать максимально продуманный сценарий: написала и все, отдала в руки аниматоров, и менять уже ничего не можешь, потому что каждая секунда стоит слишком дорого.