“Ему говорили, что на зоне его убьют”. Дело Артёма Камардина

Полгода находится в СИЗО поэт Артём Камардин, один из обвиняемых по делу о “Маяковских чтениях”. В конце сентября он читал свои антивоенные стихи около памятника Маяковскому в Москве.

“Убей меня, ополченец! Ствол тебе купят менты из бюджетных денег. Убей меня, ополченец! Стань десницей карающей” – так звучат строчки этого стихотворения.

26 сентября в квартиру, которую поэт снимал вместе со своей девушкой Александрой Поповой и ее товарищем Александром Менюковым вломились сотрудники МВД. Молодые люди рассказали, что во время так называемого “обыска” их избили, а Артёма Камардина изнасиловали гантелей. Потерпевшего поместили сначала и ИВС, потом избрали для него меру пресечения в виде заключения под стражу. Артёма и двух других участников поэтических встреч Егора Штовбу и Николая Дайнеко обвинили в возбуждение ненависти с угрозой применение насилия по отношению к ополченцам, воюющим в ЛНР и ДНР.

Александр Менюков, опасаясь преследований со стороны силовиков, еще осенью покинул Россию. Александра Попова в первые дни после нападения описывала журналистам детали пыток, которым ее подвергли: “Силовики приклеивали мне на суперклей стикеры к лицу, пытались заклеить рот, вырывали волосы, пинали, угрожали изнасилованием впятером, показывали постоянно мне видео с Артёмом, а я слышала прекрасно все, что происходит” Александра решила остаться в Москве несмотря на пережитую жестокость и угрозы, которые она продолжает получать. Об этом она рассказала в интервью Радио Свобода.

– Что сейчас происходит в уголовном деле, возбужденном против Артёма?

– Лингвистические экспертизы, которые сделало следствие, не подтвердили версию обвинения, что в стихах Артёма содержатся слова, возбуждающие ненависть к ополченцам. В настоящий момент Артёму не предъявили окончательное обвинение. Он находится в СИЗО до 25 февраля.

– Происходят ли по этому делу какие-то следственные действия?

– Насколько я понимаю, никаких следственных действий не ведется.

– Какова была реакция властей на ваши заявления о пытках во время обыска?

– Спустя несколько месяцев после нападения была проведена проверка СК Преображенского района Москвы по заявлениям моим и Артёма о пытках во время обыска. Проверка не выявила фактов применения насилия. На мой взгляд, проверка прошла лишь формально. Следовательница, которая меня опросила в процессе расследования, демонстрировала явную позицию за “русский мир”. Она была настроена против меня и Артёма, задавала вопросы, не имеющие отношение к сути расследования, которым она должна была заниматься. Следовательнице было неинтересно устанавливать факты, изложенные в моем заявлении. В ее поведении чувствовалось отношение к нам, мол, сами виноваты. Предполагаю, что “расследование” жалоб, изложенных в заявлении Артёма, было аналогичным. Насколько я знаю, полной медицинской экспертизы, подтверждающей травмы, полученные в результате насилия в отношении Артёма со стороны силовиков, проведено не было. Моя адвокат сказала, что от СК запроса в медицинское учреждение, в которое я обратилась после нападения, не поступало.

– Вы предали нападение на вас большой огласке. Сталкивались ли вы с угрозами в ваш адрес после того, как рассказали публично о насилии над вами и Артёмом?

– Я получила много сообщений от интернет-пользователей со словами, что таких, как я, надо убивать.

– Почему вы не уезжаете из России?

– В первую очередь, из-за Артёма. Он – моя семья, и я не могу его оставить. Ему сейчас очень нужна поддержка. Артёму необходимо видеть меня в суде. Я много общаюсь с пожилыми родителями Артёма, которые тяжело переживают уголовное дело против него. Мама Артёма никогда не сталкивалась с репрессиями этого государства. Ей непонятна сама возможность возбуждения уголовных дел по политическим причинам. У мамы Артёма проблемы с сердцем, она много плачет. Я давно в политическом активизме и знаю, что в России сажают за слова, поэтому уголовное дело против Артёма не стало для меня чем-то совсем неожиданным. Я не могу уехать из России, потому что после нападения на нас у меня появилось много дел, связанных с возбуждением дела на Артёма. Сейчас я готовлю процедуру заключения брака в СИЗО. Артём мне сделал предложение на первом судебном заседании, где ему избрали меру пресечения. И я, конечно, согласилась. Официальный статус жены даст мне возможность приезжать к Артёму в колонию, если дело до этого дойдет, и получать любую информацию о его местонахождении и здоровье. Я уже изучила, как проходит регистрация брака в СИЗО. Сотрудники ЗАГСа в определенный день приедут в СИЗО, нас распишут и, возможно, дадут возможность обняться. Затем Артема уведут в камеру. Пока я не знаю точную дату нашей свадьбы.

– Как Артём сейчас себя чувствует?

– Он в подавленном настроении: его вымотали месяцы в СИЗО и неврологические боли. Артём сравнивает себя с советскими диссидентами, которые по вине советской власти прошли через многие испытания. Он наблюдает за людьми в тех мрачных местах, где оказался. Например, в психиатрическом центре имени Сербского Артём лежал в палате с пациентом, который сжег своего знакомого заживо. Артём пытался понять, как устроен мозг человека, способного на такое. Но эти наблюдения его истощают. Артёма спасают письма со словами поддержки из разных стран мира и книги. Он много читает, в основном Владимира Сорокина. История Артема задела большое количество людей. Они писали, что узнав о насилии над нами, долгое время не могли спать из-за кошмаров, впали в истерику и прочие сложные состояния. Артём старается сохранять присутствие духа и поддерживать меня.

– Вам удается видеть Артёма после того, как его заключили в СИЗО?

– Я его видела один раз на свидании и несколько раз по видеосвязи на судебных заседаниях по вопросам об апелляции и продлении меры пресечения. Я жду следующего суда, который вынесет решение о продлении меры пресечения. Надеюсь, что мы там сможем увидеться лично.

– Как вы сейчас себя чувствуете?

– Я чувствую страх и бесконечное томительное ожидание непонятно чего. Сейчас наша ситуация находится в полной неопределенности. Неясно, что будет дальше: страшное или очень страшное. Единственное, что последнее время меня немного успокаивает – для Артёма в СИЗО в настоящий момент никто пыточных условий специально не создает. Когда Артёма сразу после задержания посадили в ИВС на два дня, к нему подселили странного человека. Он говорил, что Артёма на зоне убьют и всячески его запугивал.

– Как вы думаете, чем закончится дело против Артёма?

– Прогнозировать сейчас сложно. Я надеюсь, что до колонии дело не дойдет. Но этот вариант в сегодняшней России не выглядит нереальным. Я знаю, какие громадные, сумасшедше сроки недавно дали политическим активистам.

– Почему, на ваш взгляд, от такой дикой жестокости со стороны силовиков пострадали именно вы?

– Возможно, это было чьим-то личным указанием. Нельзя объяснить это дикое насилие ничем другим, кроме личной неприязни силовиков. Артём стал человеком, которого решили показательно наказать с особой жестокостью по причинам, которые мне в полной мере непонятны. Возможно, они думали, что мы промолчим о пытках, и тогда нас можно будет этим шантажировать. Но мы всегда считали, что о противоправных действиях со стороны государства, тем более о пытках, надо заявлять публично.

– Как вы познакомились с Артёмом?

– В 2019 году на метропикетах в поддержку политических заключенных. Больше года назад мы вышли из предыдущих отношений, посмотрели друг на друга и начали встречаться.

– Чем он вас очаровал?

– Это история о том, как счастье было рядом, нам надо было только его разглядеть. Мы поняли в какой-то момент, что испытываем друг к другу особенное чувство близости. Наш горизонт планирования после 24 февраля очень снизился. Но мы собирались пожениться, увидеться с друзьями, которые уехали в другие страны, продолжить поддерживать политзаключенных.

– ​Вы не собирались эмигрировать?

– ​Мы принципиально не хотели уезжать из России, чтобы сделать все от нас зависящее для будущего нашей страны. Нам хотелось в России делать что-то хорошее в то время, когда хорошего остается все меньше и меньше.

– ​Как изменились ваши отношения после обыска и ареста Артёма?

– ​Вопиющая жестокость, которую нам пришлось пережить, еще больше нас сблизила. Я не могу теперь представить себя в отношениях с кем-то другим. Мы поняли после нападения, что наши отношения глубже и серьезнее, чем мы их себе представляли. Теперь мы точно знаем, что вместе не из-за комфорта, а потому что любим друг друга.

– ​ Как вам удалось сохранить присутствие духа после пережитого?

– ​ Многие мне говорили, что не пережили бы того, что пришлось пережить нам. Сначала нападение на нас надломило меня и мне было плохо. Мне бывает и сейчас плохо: ПТСР дает о себе знать. Но я не могла сдаться, потому что на кону стоит мой любимый человек. И я стала выбираться из такого состояния ради Артёма, которому в заключении еще хуже. Мне помогают психотерапия и друзья, которые остались в России, поддержка Артема помогает.

– ​Пишет ли Артём сейчас стихи?

– ​Насколько я знаю, нет. Сейчас ему не приходят строки. Может, что-то он и пишет, но нет стихов, которыми он бы хотел поделиться. Артем – перфекционист: если он не уверен в том, что его стихи хорошие, то никому их не покажет. Артём рассказывал, что написал стихи на юбилей жены смотрящего камеры в СИЗО-7 Копотня, куда его поместили на карантин и где он не мог получать передачки. Этот стих Артём называет тем, который никто не увидит.

– Что вы думаете о закрытии “Маяковский чтений”, поэтических встреч, которые имели долгую традицию, вскоре после возбуждения дела против поэтов?

– У “Маяковских чтений” нет географических координат. “Маяковские чтения” это люди, для которых важно делиться своими мыслями и чувствами. И прекрасно, что “Маяковские чтения” проходят сейчас в разных странах и городах. Я знаю, что люди на таких поэтических собраниях читают стихи Артёма.