"Два года в пограничном состоянии". Истории украинских беженок, уехавших из-за войны с Россией
По состоянию на начало 2024 года в Европе почти четыре с половиной миллиона украинских беженцев. Такие данные приводит Евростат. Кроме этого, по УВКБ ООН, почти полмиллиона украинцев получили убежище в неевропейских государствах – США, Канаде, Израиле и других.
Четвертого марта 2022 года, через неделю после начала полномасштабного вторжения России в Украину, Европейский совет одобрил для лиц, спасающихся от войны в Украине. Этот документ должен был обеспечить немедленную защиту лицам, которые в ней нуждаются, и помочь избежать перегрузки систем предоставления убежища государств – членов ЕС.
В международном праве термин “временная защита” появился после боевых действий на территории бывшей Югославии. В 2001 году ЕС принял директиву о минимальных стандартах предоставления временной защиты перемещенным лицам. Но в 2022 году она была впервые активирована.
Директива о временной защите предоставляет право на проживание, социальное обеспечение, медицинскую помощь, опеку и безопасное размещение для детей и подростков, перемещенных без сопровождающих лиц, доступ к образованию для детей и подростков, право на работу и доступ к банковским услугам, свободное передвижение в странах ЕС в течение 90 дней в 180-дневный период после выдачи вида на жительство в принимающей стране ЕС. Причем все это – в максимально короткие сроки. И это одно из главных отличий статуса временной защиты от статуса беженца, когда оформление документов может затянуться на много месяцев. Второе существенное отличие – право на передвижение в пределах Евросоюза и краткосрочные поездки за пределы ЕС, в частности в Украину, что невозможно для просителя статуса беженца, который обязан оставаться в той стране, где подано прошение. Однако эта директива прекращает действие, когда люди, получившие статус защиты, смогут безопасно вернуться домой.
Настоящее Время поговорило с гражданками Украины, которым из-за войны пришлось уехать. Некоторые из них уже вернулись домой.
“Живем по формуле “мы тут еще год, а там посмотрим”
Киевлянка Нина Мищенко в конце февраля 2022 года с 12-летним сыном Андреем покинула свой дом. “Когда в первые дни войны через наш район в Киеве, который находится в 25 километрах от Бучи, пытались прорываться российские солдаты и на соседней улице ездили БТР, я решила, что в первую очередь нужно думать о безопасности сына, – рассказывает она. – Путь был стандартный для тех дней: эвакуационный поезд Киев – Львов – Перемышль. Дальше поехали в Дублин, где живет моя сестра. Прошло два года, но у меня до сих пор ощущение, что это все какой-то сон и я проснусь и окажусь у себя дома в Киеве”.
“Наверное, самым сложным для меня было принятие того факта, что война – это, к сожалению, надолго. Я как-то убедила себя считать новую жизнь по формуле “мы тут еще год, а там посмотрим”. Но уже прошло больше двух лет, и я понимаю, что смотреть вперед придется на больший срок и думать, как еще больше адаптироваться в Ирландии, – говорит женщина. – Можно сказать, что я живу в двух реалиях – ирландской и украинской, потому что очень погружена в украинский контекст. Но головой и сердцем я в Киеве”.
До полномасштабного вторжения России в Украину Нина Мищенко работала директором по развитию в строительной компании. Она отмечает, что для работы по этому профилю в Ирландии, кроме хорошего английского, необходимо знание местного контекста, которого ей как раз не хватало. Поэтому она решила пойти на годичный курс маркетинга и бизнеса в дублинском колледже и параллельно продолжать работу в Украине.
Сейчас Нина преподает маркетинг во Львовской бизнес-школе и пишет в местные СМИ: на протяжении года вела колонку в Irish Independent о жизни украинки в Ирландии и публиковала статьи в профильных журналах о бизнесе.
“Для меня главный аргумент нашего пребывания в Ирландии – это офлайн-учеба сына в хорошей школе. Да, в большинстве киевских школ вроде бы есть бомбоубежища, но это вроде. До школы еще нужно добраться, а постоянные тревоги и обстрелы не добавляют плюсов психическому здоровью подростка. Поэтому мы для себя решили, что остаемся за границей до окончания войны”, – говорит Нина.
“В Украине я влияла на изменения в законах”
“Я вернулась, потому что мне было куда возвращаться, – говорит журналистка, соучредительница общественной организации “Бути” (Быть), которая помогает людям пережить потерю, Ирина Выртосу. – У меня была работа, коллеги, друзья ребенка. Это не одно и то же, если бы я приехала из-за границы в условный Ивано-Франковск, потому что в условном Бахмуте у меня ничего не осталось. Меня ждали, и я очень быстро восстановилась, даже сама обалдела от того, насколько быстро”.
Восемь месяцев Ирина провела с четырехлетней дочерью Владой в странах ЕС: сначала в Словении, потом в Дании. Там к Ирине присоединился ее отец, которому удалось выехать из оккупированной Херсонской области. В Дании семью обеспечили социальной квартирой, дочке дали место в детском саду, но точкой преткновения стала работа.
“Я человек, который зарабатывает словом. В Дании, да и в любой другой стране, я бы не смогла реализоваться в профессии, мне бы никакого времени не хватило настолько хорошо выучить язык, – говорит Ирина. – Я знаю много людей, у которых была хорошая карьера, связи, опыт на государственной службе, но им было вполне нормально пойти работать в магазин. И они были счастливы, что это, например, не пекарня, где можно потерять все здоровье. А я не смогла через себя переступить. В Украине я была человеком, который влиял на изменения в законах, а здесь это никого не волновало. Я наконец нашла работу в школе, но поняла, что я так не хочу, я хочу быть там, где я была”.
В октябре 2022-го Выртосу с семьей вернулась в Киев, в ноябре ее отец на первом же поезде в освобожденный Херсон.
“Я вернулась 10 октября, как раз были интенсивные обстрелы, мы сидели в ванной, было очень страшно. И мне все родственники звонят и спрашивают: “Ира, ты снова в Данию поедешь?” А я отвечаю: “Нет, с чего бы это? Это же просто дроны, это не повод бежать куда-то”. То есть я настолько эмоционально была рада, что я дома. Я не говорю, что это легко, весело, я о том, что часто внутренние настройки имеют больший вес, чем условная безопасность, – уверена Ирина. – Когда ты возвращаешься, нужно четко понимать, что ты будешь тут делать, осталась ли у тебя работа, будут ли у тебя деньги на жизнь. У меня было куда возвращаться – у меня был дом, муж, моя семья, работа”.
“Дом у меня есть только теоретически”
Алле с семилетней дочерью Татьяной возвращаться некуда. Все 40 лет жизни она провела в Лисичанске Луганской области. Закончила Восточноукраинский национальный университет, работала в Институте химических технологий в соседнем городе Рубежное.
В начале марта 2022 года Алла с мужем, дочерью и своими родителями уехала к дальним родственникам в Ивано-Франковскую область. Семья покинула недавно купленную и отремонтированную трехкомнатную квартиру, квартиру родителей, дачу и пасеку, которая только начала приносить доход.
“Мы, наверное, как и все, не думали, что это надолго, – говорит женщина. – В 2014 году мы все это уже переживали: и подвалы, и обстрелы, и отсутствие воды и света в домах. Тогда собирались всем двором и готовили еду на костре, помню, за месяц съели и выпили все заготовки из погреба”. (Первый раз Лисичанск был оккупирован боевиками так называемой “ЛНР” весной 2014 года. Однако уже в конце июля этого же года его освободили.)
Места у родственников для всех не нашлось, и Алла, оставив родителей и мужа, которого призвали в ВСУ, поехала с дочерью в Германию. В мае 2022 года муж Аллы погиб на Донбассе. Родители, как и другие родственники, остались в Украине.
“По сути, мне некуда возвращаться, – говорит женщина. – Дом у меня есть только теоретически, но, когда я смогу в него попасть и останется ли он целым к тому моменту – неизвестно”.
Летом 2023 года отец и мать Аллы сумели ненадолго съездить в оккупированный Лисичанск, тогда обе квартиры были целыми.
Дочь Аллы Татьяна ходит в первый класс. Сама женщина посещает обязательные языковые курсы и работает уборщицей неполный рабочий день.
“Я не хочу рассказывать о доме и своей довоенной жизни, – говорит она. – И фотографии не смотрю. Потому что это тяжело – вспоминать, что у тебя раньше было, но сейчас этого нет”.
“Мы ехали в никуда”
“В Украине на данный момент у нас никаких перспектив нет, – говорит Наталья Шахвердиева. – Там уже нет, а здесь еще нет, то есть мы находимся в таком пограничном состоянии”.
В марте 2022 года женщина с 13-летней дочерью и мужем (гражданином Азербайджана) приехала в Германию. Родители Натальи находились в городее Киевской области, пути выезда из которого были отрезаны. При первой же возможности они тоже выехали в Германию, семья поселилась в социальном жилье в земле Рейнланд-Пфальц.
До полномасштабного вторжения России в Украину Наталья работала информационным продюсером на украинском телевидении. “Моя работа требует постоянного физического присутствия, а в Украине находиться сейчас очень опасно, – говорит она. – Германия никогда не была страной моей мечты. Если бы не сложившаяся ситуация – и в мыслях бы не было перемещаться. Тем более что мы ехали в никуда”.
Наталья и ее муж посещают интеграционные курсы. Дочь ходит в немецкую школу, почти два года она училась дистанционно и в украинской, но потом родители решили, что тянуть две школы параллельно в старших классах очень тяжело, и от обучения в украинской пришлось отказаться.
Возможности своего возвращения в Украину Наталья не отрицает, если найдется подходящая работа, но и не торопит события: пока полностью не закончатся боевые действия, о возвращении речь не идет. По ее словам, чем дольше затягивается период неопределенности, тем больше становится пропасть между теми, кто уехал, и теми, кто остался.
“Просто отцепиться от себя”
Такое “подвешенное” состояние очень плохо сказывается на психическом здоровье, констатируют психологи. “Когда, например, у человека произошло нечто неотвратимое – оно уже произошло, и это надо пережить. А когда как будто все нормально, вроде в безопасности, над головой ракеты не летают, но постоянно присутствует вот это “подвешенное” состояние, когда человек не знает, чего ему ожидать – или ехать домой, или интегрироваться – это плохо как для психики взрослого человека, так и детей, – говорит психолог Виктория Погребняк. – По сути, люди оказались просто выдернуты из своей повседневной жизни, и у них нет никакой определенности – сколько им еще находиться в чужой стране. И вот это состояние очень опасное. Отсюда могут идти расстройства как психологической, так и физиологической сферы, могут обостриться психоневрологические болезни”.
По словам психолога, чтобы не скатиться в такое состояние, во-первых, не нужно заставлять себя немедленно принять решение – оставаться в стране пребывания или возвращаться в Украину.
“Нужно просто отцепиться от себя и позволить себе принять решение тогда, когда это станет возможным, например, когда закончится война, – говорит Виктория Погребняк. – И, если я настолько адаптируюсь, что мне захочется остаться там, где я нахожусь – это тоже возможно, это нормально, когда человек живет там, где ему комфортно”.
“Хотелось бы не обвиняющей, а объединяющей коммуникации
О том, что украинцам пора домой, периодически говорят представители украинской власти. В новогоднем обращении президент Украины Владимир Зеленский “беженцев и граждан“. “Однажды придется задать себе вопрос: кто я? Сделать выбор, кем я хочу быть. Жертвой или победителем? Беженцем или гражданином? И каждый знает ответ. И ответ – это Украина”, – сказал Зеленский в своей речи.
Сразу после этого советник офиса президента Украины Сергей Лещенко призвал европейские страны прекратить поддерживать беженцев. 20 января 2024 его интервью швейцарскому изданию Tages-Anzeiger под заголовком “Беженцы из Украины должны вернуться на родину”, где Лещенко сказал: “Я считаю, что принимающие страны должны прекратить поддержку беженцев, чтобы они могли вернуться домой. У нас в Киеве проживает три миллиона человек, в том числе сотни тысяч детей. Аргумент о том, что это небезопасно, – ерунда. Вернувшимся не придется сражаться в окопах. А в Украине они могут покупать украинские продукты в супермаркете и платить за квартиру в Киеве, пользоваться услугами клиник и аптек и платить налоги”.
“Фраза Зеленского в его новогоднем обращении, что мы должны определиться, кто мы – “беженцы или граждане”, меня, признаюсь, расстроила и не только меня, а многих моих друзей-переселенцев, – говорит Нина Мищенко. – И мне тут больше понравилась и откликнулась коммуникация первой леди Елены Зеленской, которая поддержала матерей с детьми заграницей и, что мамы сами решают, когда будет в Украине безопасно их детям, и принимают решения. Но что нас всех ждут дома! Вот такой коммуникации хотелось бы больше, не обвиняющей, а объединяющей”.
В начале февраля 2024 года Елена Зеленская в интервью журналисту проекта украинской службы Радио Свобода “Ты как?”, что неправильно заставлять людей возвращаться, когда им некуда возвращаться.
“Наша мечта – чтобы все вернулись. Мы понимаем, что для этого нужен мир, спокойствие и восстановление, чтобы людям было куда возвращаться и чтобы они были спокойны за своих детей, за их воспитание и их здоровье”, – сказала она.
А Ирина Выртосу признается, что никакого осуждения или давления, вернувшись в Украину, не испытывала. “Наоборот, когда я описывала свой опыт в Дании, мне писали: “Вам там все дали, вы должны быть благодарны”. Я знала, что им отвечать, и это меня никак не цепляло и не угнетало. На моей дочери это тоже никак не отразилось, во-первых, она была еще маленькая, во-вторых, мы и были там недолго – восемь месяцев, – говорит Ирина. – Я к чему это веду: иногда в интернете и в медиа создается искривленное представление, что какого-то хейта очень много и это тебя неизменно ждет, если ты вернешься, и это очень опасная вещь”.
