“Безумие не может продолжаться бесконечно”. Оставшийся в России

26-летний петербуржец Вадим Ваганов защищал права ЛГБТ-людей, состоял в партии “Яблоко”, участвовал в муниципальных выборах и выходил на пикеты против действий российской власти. После принятия законов, запрещающих пропаганду “нетрадиционных” сексуальных отношений среди взрослых, он публично рассказал о своей гомосексуальной ориентации. После начала войны с Украиной и после принятия новых гомофобных законов многие квир-активисты и ЛГБТ-организации покинули Россию, опасаясь репрессий. Ваганов решил остаться.

О такой необычной по нынешним временам реакции на новые преследования негетеросексуалов в России Вадим Ваганов рассказал Радио Свобода.

– Какой была ваша реакция на новость об ужесточении гомофобных законов?

– Парламентарии уже ни в чем себя не ограничивают в плане человеконенавистнических высказыаний, так что ужесточение гомофобных законов не показалось мне удивительным. Я не собираюсь следовать этому дискриминационного закону, потому что он ограничивает базовые свободы людей. Чиновники запрещают мне рассказывать о моей жизни и о жизни моих ЛГБТК-друзей в позитивном ключе. То есть теперь я должен буду добавлять в свой рассказ, например такую фразу: “Я – гей, но, знаете, это так плохо. Я себя сам не одобряю”. Если нашим парламентариям придет в голову запретить людям дышать, то они разве перестанут дышать? Может быть кто-то и попытается жить, задерживая дыхание, но я продолжу вдыхать и выдыхать полной грудью.

– Можно продолжить дышать в стране, где общество и государство соблюдает права ЛГБТ-людей.

– Я родился в России, занимался здесь политической деятельностью и вдохновлял на перемены других. Я не собираюсь уезжать из моей страны, делая таким образом этой власти приятно. Я прекрасно понимаю, как сильно нас лишают в России прав и свобод. Но это не означает, что я должен впасть в уныние, упаковать свои чемоданы и уехать. Я долго растил в себе внутреннюю свободу и каким-то чиновникам у меня ее не отнять. Сейчас я вижу один выход из ситуации: объединяться, находить единомышленников и держаться друг друга.

–​ Идея переехать в страну, где можно на улице открыто держать партнера за руку и не бояться нападения гомофобов, вас совсем не привлекает?

–​ Мне интересно, чтобы в моей стране, в России, так было. Сейчас я вдохновляю других людей, и если я уеду, просто потому что я хочу жить получше, то это будет неправильным шагом, как мне кажется. Но я не осуждаю тех, кто эмигрировал.

–​ ​Ваша смелость не вызывает сомнений. Почему вы до принятия законов, запрещающих пропаганду “нетрадиционных” сексуальных отношений среди взрослых, не сделали каминг-аут?

–​ ​Я давно хотел сделать публичный каминг-аут, но меня отвлекали какие-то более важные вещи. Я с 18 лет вращаюсь в активистской среде и мои мысли были заняты другим. При этом я не скрывал свою сексуальную ориентацию, мое окружение знало о том, что я гей. Но до публичного признания руки не доходили. Когда я только услышал о намерении чиновников еще больше ограничить ЛГБТК-людей в правах, то понял, что не смогу промолчать. Квиры после принятия законов будут еще больше уходить в шкаф, бояться еще большей гомофобии со стороны общества и государства. Я понял, что надо публично о себе рассказать, чтобы дать понять –​ ​ невозможно ЛГБТК-людей сделать невидимыми. Было понятно, что откладывать каминг-аут больше нельзя. После каминг-аута я получил десятки личных сообщений со словами благодарности. Один парень написал, что мой пост его немного зарядил позитивом. Этот мой читатель, гей был в глубокой депрессии из-за всего происходящего в России, а гомофобные законы его совсем опустошили. Мне кажется, каминг-ауты активистов и публичных личностей нужны, чтобы в это время ЛГБТК-люди не чувствовали себя совсем одинокими.

–​ И вы не столкнулись с негативной реакцией на камингаут?

– Почти нет. Наверное, это связано с тем, что я слежу за своим окружением и формирую адекватный круг общения. Тем не менее мне и моим бывшим коллегам по партии “Яблоко” написал сообщения всем известный провластный гомофоб. Но никакой реакции его действия не вызвали. У меня в целом был позитивный опыт каминг-аутов.

Я рассказал родителям о том, что я гей, когда мне было 17 лет. В группе ЛГБТ-знакомств в социальной сети я разместил свою анкету и фотографию. Надеялся, что познакомлюсь с кем-то. И почти сразу же знакомый моей матери сообщил ей, что увидел меня в этой группе. Тогда мама прямо спросила меня – гей ли я. Я почувствовал себя прижатым к стенке и решил ответить на этот вопрос честно. Первая реакция мамы была эмоциональной. Она, находясь под влиянием предрассудков, была уверена в том, что гомосексуальные мужчины не могут иметь детей. Потом она узнала, что существует суррогатное материнство и другие способы, как геям стать родителями. Мама выслушала меня и сказала, что она меня в любом случает любит, потому что я ее сын. О моей ориентации от мамы узнал отец. Он меня полностью принял, но мы никогда не обсуждали мою личную жизнь. Я спокойно мог приводить к себе домой парней, не боясь реакции родителей. После первого каминг-аута будто камень упал с моих плеч. Я не предполагал, что признаваться в своей гомосексуальности будет так легко и просто. Если близкие люди говорят ЛГБТК-подростку, что любят и принимают его таким, какой он есть, как это произошло со мной, то бояться ему больше нечего. Я решил, что больше не хочу скрывать свою ориентацию перед своими друзьями. Впоследствии я признался в им в своей гомосексуальности. Свою юность я провел в гоповатых компаниях, где были нормой гомофобные шутки. Я не хотел быть предметом таких шуток и в старших классах строил из себя покорителя женских сердец. Постоянно бегал за девочками, а получив согласие встречаться, начинал делать вид, что никаких отношений между нами никогда не было и скрывался на задней парте. Некрасиво я себя вел, но я очень хотел получить одобрение от социума. Когда я сделал каминг-аут перед своими друзьями из тех самых гоповатых компаний, то никакого осуждения не получил. Друзья, услышав моё признание, сначала просто молчали (это были самые страшные 20 минут тишины в моей жизни) и пытались осмыслить всё мной сказанное. После этого они сказали: “Зафиксировали. Все хорошо”. Они сейчас женаты и мы продолжаем дружить. Один из них стал даже интернет-защитником ЛГБТК-сообщества. Теперь я спокойно делюсь с друзьями детства своим негодованием, когда узнаю о новых гомофобных инициативах и получаю поддержку с их стороны. Каждый мой новый каминг-аут вызывал только позитивную реакцию. До признания семье и друзьям я чувствовал себя отвратительно от того, что не могу поделиться своими настоящими проблемами с близкими из страха, что они отвернуться от меня. После каминг-аутов мне стало комфортнее жить.

– То есть знакомый родителей сделал вам аутинг, нарушив ваше право на неприкосновенность частной жизни. Вы не выразили ему свое возмущение и не узнали у него, что он сам делал в этой группе для ЛГБТ-знакомств?

– Он вскоре перестал общаться с моими родителями. Что он делал в этих ЛГБТК-пабликах – это интересный вопрос, ответ на который очевиден. Я считаю, что этот человек не имел права рассказывать о моей сексуальности родителям. Публичное признание в своей гомосексуальности в гомофобной стране – это серьезный шаг. Я никого не агитирую делать каминг-ауты. Я родился и на момент каминг-аута жил в большом городе, мои родители – прогрессивные люди. У нас с родителями были хорошие отношения. Отец поддерживал идеи Михаила Ходорковского и наши политические взгляды совпадали. Однажды, когда я занимался избирательной кампанией в Новосибирске, к избирательному штабу хотел присоединиться парень 14 лет. Я не смог его принять на работу из-за его возраста. Но я решил начать общаться с этим подростком и мы начали дружить. Чуть позже он решил признаться мне в том, что он гей. И этот парень попросил моего совета, а стоит ли ему вообще делать каминг-аут. Подросток рассказал, что его родители верят российской пропаганде и в целом у них не очень доверительные отношения. Я предложил ему дождаться совершеннолетия и того момента, когда он обретёт хоть какую-то независимость от родителей. Прежде чем совершить каминг-аут лучше подумать о возможных последствиях. Если твой каминг-аут сделает твою жизнь только хуже, то какой в этом смысл? Я, несмотря на свою открытость, очень терпимо отношусь к нежеланию других геев говорить о своей ориентации публично. Например, мой партнер, с которым мы вместе не один год, не афиширует свою сексуальную ориентацию. Он поддерживает меня и разделяет мои политические взгляды, но не хочет делать каминг-аут. Я уважаю его позицию и надеюсь, что однажды, когда мой партнер будет готов, он всё же откроется.

–​ Как вы сейчас справляетесь с чувством страха, который сейчас преследуют оставшихся в России активистов?

– Я предпочитаю справляться со страхами высказывая свою позицию и совершая поступки. Например, летом этого года я помогал Александру Маханькову, кандидату в муниципальные депутаты в Пушкине. У него была антивоенные программа и агитационные материалы. Во время поквартирного обхода я убеждал жителей пригорода голосовать за кандидата с антивоенными взглядами. И, что интересно, во время агитации я встретил незначительное количество людей, которые поддерживают войну с Украиной. Большая часть моих собеседников хотела, чтобы война как можно быстрее закончилась. Так что результаты опросов о якобы всенародной поддержки действий власти показались мне не соответствующими действительности.

–​ Вы как-то готовитесь к возможному обыску?

– Помню, как после митингов в поддержку Навального в 2021 году ко мне пришли с обыском. Тогда силовики перевернули всю мою квартиру. Мама, которая в этот момент была дома, рассказала, что один из полицейских, когда нашел журнал со статьей, посвященной трансгендерным людям, закричал: “Это то, что нам нужно!”. Может быть, он очень хотел почитать о трансгендерных людях и вот, наконец, его желание сбылось. В настоящее время я просто учитываю возможность этих обысков.

–​ Если вы остаетесь в России, то, скорее всего, у вас есть надежда на перемены?

– С 18 лет я пытался что-то изменить в России и, казалось, что режим вот-вот рухнет, потому что ему уже не за что держаться. Но все становилось только хуже. Сейчас, когда все стало совсем плохо, мне помогают слова Льва Шлосберга: “Нужно сохранить себя свободными людьми в несвободной стране”. Надо заниматься самообразованием и ждать, когда откроется окно возможностей. Сейчас политические возможности людей очень ограничены, но так будет не всегда. Я верю, что ситуация в России изменится. Это безумие не может продолжаться бесконечно.