“Прошу от вас только любви”. Тревога и боль Виталия Палухина

18-летний урбанистический активист и студент факультета архитектуры Виталий Палухин в День независимости Украины провел акцию “Полгода”. Он выложил фотосессию в своем телеграм-канале, сопроводив словами: “Вы поили нас литрами крови, мясом кормили с убитой земли, вместо взрывов ракет и боли я прошу от вас только любви”. Поступок студента жители Белгорода активно обсуждают в соцсетях, под новостью об акции написали больше 300 комментариев. В интервью Радио Свобода Виталий Палухин рассказал, как сохранить любовь во время войны.

– Как вы придумали акцию “Полгода”?

– Я последнее время часто думал, что грядет очень печальная дата, и решил как-то выразить эмоции на эту тему. Я уже понял, что логикой и аргументами сложно менять мнение оппонентов. С людьми из другого лагеря у меня получается общаться только через эмоции. Ведь нас объединяют общие ощущения: тревога и боль. И я хотел с помощью эмоционального высказывания начать диалог с горожанами на уровне чувств. Для акции мне хотелось создать максимально простой и понятным всем образ: цветы, рубаха и прямой взгляд в камеру. И, судя по отклику, у меня это получилось. Я донес до зрителя простую мысль: я устал, мне больно, я прошу вас любить. Создать акцию мне помогли мои друзья: они сшили одежду и сделали фотосъемку. Но их имена останутся за кадром, все риски я беру на себя.

– Вы предполагали, что ваша фотосессия привлечет много внимания?

– Я не ожидал такого эффекта от моей акции. Я ее создал, конечно же, не рассчитывая повлиять как-то на политические события. Я ее сделал для себя, чтобы мне потом не было стыдно перед собой за бездействие, но я рад резонансу. Теперь люди знают, что рядом с ними в Белгороде есть мальчик, который выражает свою позицию и противопоставляет огромной пропаганде своё мнение.

– Вам не страшно было высказывать мнение, отличное от взглядов большинства?

– Страх – это механизм, обеспечивающий выживание человека. Если это чувство говорит мне не совать пальцы в розетку, я послушаю его. Но если страх будет требовать, чтобы я молчал, а я соглашусь и залезу в шкаф, то лучше не станет. Я уже наблюдал на примере своих знакомых, к чему приводит следование этому страху. Да, никому не хочется сидеть в тюрьме, но мне не страшно выходить на акцию, потому что я должен это сделать.

– Если судить по комментариям, то сторонников войны с Украиной в Белгороде больше, чем противников. Так ли это?

– В личном общении белгородцы говорят о страхе, усталости, сомнениях в завтрашнем дне, о том, что бомбят. Публично СВО многие граждане, по моему мнению, поддерживают только из-за страха. Они пытаются ради ощущения безопасности примкнуть к тому, кто обладает большей властью. И их можно понять: мало того что антивоенная позиция может привести к разным проблемам в России, так и на той стороне противника войны не обязательно поддержат. Некоторые украинцы, например, называли мою акцию полным бредом.

– Под постом о вашей акции очень много комментариев гомофобного характера, несмотря на то что тема акции никак не связана с защитой прав ЛГБТ. Как вы это объясняете?

– Большая часть этой аудитории – люди, которые противостояли нам во время кампании по защите белгородского троллейбусного депо, которое недавно местные власти решили закрыть. Со своим оппонентом можно вести себя разными способами, но мои противники выбирают личные оскорбления. Так как им нечего противопоставить на моем уровне, то они пытаются меня задеть и обидеть. Так действуют люди понятной степени интеллектуального развития. Но на что они рассчитывают? Неужели они думают, я скажу “ой, всё” и спрячусь в шкаф? Любой человек, который знает, как живут геи в России, понимает, что мы привыкли к гомофобии. Я знаю о своей ориентации с 11 лет, и к 18 годам гомофобные комментарии мне стали безразличны.

– Вы один из немногих в городе открытых ЛГБТ-активистов. Вам сложно было решиться в довольно консервативном, на мой взгляд, Белгороде сделать каминг-аут?

– Да, в Белгороде давно знают, что я открытый гей. Я не скрывал свою ориентацию, но и не делал специально каминг-аут. При встрече с новыми людьми я сразу давал понять, что я гей, и это для меня важно, и в своем телеграм-канале я пишу о проблемах ЛГБТ. Открыто о своей ориентации я пишу ради огромного количества людей, которые сидят в шкафу. Они видят, что я выхожу из шкафа и говорю: “Ребята, я под прицелом людей, которым я не нравлюсь. Но я живой и со мной всё хорошо. У вас тоже так может получиться”. Я знаю, что некоторым людям становится немного легче от моей открытости.

И я несогласен с тем, что Белгород консервативный и религиозный город. Среди моих многочисленных знакомых лишь два очень религиозных человека. Я редко в Белгороде сталкиваюсь офлайн с гомофобией, и никогда угрозы в мой адрес не переходили в драки. Я могу пересчитать по пальцам в Белгороде людей, сказавших в мою сторону неодобрительные фразы в течение года. Однажды целый день я гулял по Белгороду с большим ярким радужным браслетом, но никто из горожан ничего плохого мне не сказал. Я думаю, что Белгород толерантнее многих городов. Например, в Ростове-на-Дону вечером во время прогулок я слышал нескончаемый поток восклицаний, мол, какой кошмар, у парня серьги в ушах. Мне в Белгороде живется очень даже окей и не только на контрасте с югом России, а вообще. В большинство разных коллективов я вливаюсь без проблем. Конечно, проскакивают гомофобные шутки, но я обычно прекращаю это предложением поговорить как человек с человеком. И таким образом я решаю все проблемы. Белгородцы не то чтобы очень толерантные, но они не суют нос в чужие дела.

– Вы часто высказываетесь в своем телеграм-канале о дискриминации ЛГБТ-людей на законодательном уровне. Зачем, на ваш взгляд, гомофобные риторика и законы нужны государству?

– Гомофобная риторика – полностью продукт государства. Ему нужно сплотить людей вокруг какой-нибудь беды, чтобы они забыли о себе как об отдельных личностях. Государство стремится подменить самоидентификацию человека как, например, белгородца, студента, сына, друга, градостроителя на представление о себе как о русском, который против кого-то там борется. Мол, подождите вы со своими правами и свободами, у нас тут в России гомосексуальность пропагандируют. Людям на самом деле глубоко наплевать на все, что не имеет к ним прямого отношения. Большинство людей хочет просто счастья для себя: ездить на хороших машинах, жить в красивых домах, в безопасности воспитывать детей, проводить время с друзьями и мирно взаимодействовать с соседями. Но когда вот это счастье для себя противоречит интересам государства, оно придумывает образы врагов: геев, западников, украинцев. С одной стороны, ЛГБТ сложно противостоять пропаганде гомофобии, с другой стороны, государство не сможет запретить геев, потому что это такой же абсурд, как запретить, например, светлоглазых людей. Ведутся на такую глупость люди из-за пропаганды и в самом деле начинают винить ЛГБТ в своей маленькой зарплате. Я помню, как один из работников троллейбусного парка, когда я общался с водителями, потребовал, чтобы я вынул сережки из ушей, иначе “он вырвет их сам с мясом”. Мне было неприятно это слышать от того, кому я бескорыстно помогал. Я много времени тогда тратил, чтобы в городе сохранили троллейбусы, но я не обиделся и продолжил помогать. Потому что встреча с одним гомофобом не означает, что он и остальные люди не заслуживают моей любви.

– Где вы сейчас находите силы на любовь к людям?

– Мама, когда я был ребенком, учила меня любить людей, быть милосердным к ним, прощать, давать второй шанс и созидать. Эта переданная мне философия любви, как самый надежный принцип, уже меняет мой маленький мир к лучшему. Возможно, она поможет изменить и весь мир к лучшему, если я продолжу действовать. В России люди разучились любить, и это надо менять. Я хочу, чтобы больше людей в России пропагандировали любовь. Пусть вместо всей этой ерунды об инструкторах НАТО из телевизора и рассуждений о хороших и плохих русских в социальных сетях отовсюду говорят, что любить – хорошо. Нам нужно собрать заново свою идентичность. Кто такой сейчас русский? Я хочу, чтобы русский был тем, кто любит и прощает.

– Есть ли у вас желание эмигрировать в страну, где больше людей живут в соответствии вашему главному принципу?

– Я белгородец, который любит и отстаивает свой город. Я люблю Белгород и в целом российские города. Я себя идентифицирую с Белгородом и жить как общественный деятель в другой стране я вряд ли смогу. Эмиграция – это смерть в каком-то смысле, после нее придется себя воссоздавать заново. Я не хочу быть другим человеком и не хочу жить только для себя, я хочу жить для своего города.

– Что вам так нравится в Белгороде?

– Я когда учился в школе, мог от нее до университета почти через весь город дойти через скверы и парки. Большое количество зеленых зон влияет на то, как люди себя чувствуют в городе. Мне нравится, как Белгород живет, и в том, как он меняется, я чувствую движение жизни.

– Как живут белгородцы после начала войны с Украиной?

– Некоторые люди говорят, что не могут уснуть, пока не услышат взрыв. Очень много появилось Z на машинах, окнах, одежде – это удручает. Но в целом жизнь как шла, так и идет.

– Вы много времени уделяете решению городских проблем. Почему вас заботят такие вопросы в прифронтовом городе во время войны?

– Недавно приятель мне сказал, что не стоит так много сейчас заниматься активизмом, надо себя сберечь на потом. Но ведь завтра может не быть. Если я буду сейчас ждать и сидеть сложа руки, то вскоре я окажусь в полном нуле. Если же я буду действовать, хотя бы говорить, что когда умирают люди и рушатся дома, это не окей, то появляется совсем маленький шанс увидеть в своей жизни другую Россию. А городскими проектами надо заниматься, потому что с их помощью горожане знакомятся друг с другом, а потом общаются. Создание новых горизонтальных связей, которые дают возможность найти единомышленников, точно не то, о чем я буду когда-либо жалеть.