“Хочу помочь своей стране, когда ей плохо”. Маршрут Марии Волох

25-летняя Мария Волох год назад приехала в Москву из Европы, где несколько лет получала юридическое образование. Она собиралась вернуться на Запад, но после начала войны в Украине решила остаться в России. Вместо продолжения карьеры в европейской стране юристка стала участвовать в антивоенных митингах и поддерживать партию “Яблоко”. Мария выдвинула свою кандидатуру по Тверскому району на ближайшие выборы муниципальных депутатов. Недавно Мария с кандидатом в муниципальные депутаты Москвы Сергеем Смирновым вышла в пикет против политических репрессий к зданию ФСБ на Лубянке. О своем удивительном выборе Мария Волох рассказала Радио Свобода

– Каким для вас был день 24 февраля?

– 24 февраля я проснулась, поехала на работу, открыла телеграм-канал и узнала о начале войны. На тот момент ее еще можно было так называть. В принципе я уже понимала, к чему все идет после признания независимости ЛНР и ДНР. Были уже войны в Чечне и Сирии, но я до последнего не верила в возможность таких событий в Украине. Когда все это произошло, я выпала из жизни на две недели. Меня добило введение военной цензуры, запрещающей мне высказываться против. Я взяла больничный, сидела дома, проверяла новости и бесконечно плакала. Мне было трудно даже выходить на улицу. Когда я смотрела на небо, я все время думала, что у нас небо мирное, а в Украине – нет. Самым сложным было видеть, как люди в России поддерживают это. У меня было ощущение, что я нахожусь в параллельной реальности. Через какое-то время у меня появилось понимание, что апатия ни к чему не приведёт и нужно действовать. Я пошла на антивоенные митинги и начала искать единомышленников в оппозиционных организациях, правозащитных и волонтерских проектах. Так я попала в “Яблоко”. Мне нравятся ценности этой партии и Григорий Явлинский. Я бы хотела, чтобы она сохранилась и развивалась. Вместе с ребятами из “Яблока” мы придумывали антивоенные акции. Месяц назад мы устроили пацифистскую акцию с голубями. Я долго искала дрессированных голубей, которые возвращаются к хозяину, а не погибают в городе. Владелец голубей нам подробно объяснил, как он их тренирует находить дорогу домой, только после этого мы заказали его услугу. В начале этой недели мы вышли на пикеты, посвящённые репрессиям за антивоенную позицию в России и цензуре. Пикеты мы провели на мосту Немцова, у зданий Белого дома, Госдумы и ФСБ на Лубянке. Арест Ильи Яшина, приговор Алексею Горинову и уголовное преследование других политиков побудили нас придумать такую акцию. Во время пикета нас, как это ни удивительно, не арестовали. Видимо, с нами был политический бог.

– Почему у вас до недавнего времени не было единомышленников в Москве?

– Я семь последних лет жила и училась в Европе. Прошлым летом я вернулась в Москву, устроилась на работу в госорганизацию и искала работу в Европе. В Москве я общалась только со своими немногочисленными друзьями детства и юности.

– Как вы решились выдвинуть свою кандидатуру на муниципальные выборы?

– Заместитель председателя Московского отделения партии “Яблоко“ Андрей Морев предложил всем выдвигаться на выборы. Мне сначало показалось странным заниматься муниципальными выборами в такое время. Морев объяснил, что эти выборы могут стать площадкой для протеста, общения и переубеждения людей. Мне понравилась эта идея, и я предложила свою кандидатуру. Я пошла на выборы, чтобы москвичи имели возможность, не рискуя, показать, какие ценности они предпочитают. Я бы хотела объединить людей со схожими с моими взглядами.

– Как жители Тверского района реагируют на вашу кандидатуру во время агитации?

– За время общения с избирателями мы встретили только одного человека, поддерживающего Путина. Все остальные разделяют наши антивоенную позицию и демократические принципы. Некоторые жители района игнорировали нас, когда мы рассказывали о муниципальных выборах, но слова о наших оппозиционных политических взглядах вызывали у избирателей интерес. После этого они брали листовки, задавали вопросы, находили меня в соцсетях. Я думаю, пропаганда врет о 80% поддержки действий власти. И нас даже зарегистрировали, хотя многим кандидатам не от власти отказывают в регистрации. Наверное, нас пока не воспринимают всерьез: мы же взялись непонятно откуда.

– На что жалуются жители Тверского района Москвы?

– Их беспокоят экологические проблемы, малое количество собачьих и детских площадок. Я по своему опыту знаю, как непросто в Тверском районе выгуливать собаку. До ближайшей площадки идти 25 минут, а во дворе гулять с моим бультерьером Олафом соседи не позволяют. Многие жители жалуются на плохой уход за объектами культурного наследия. Большие сложности с инфраструктурой для людей с ограниченными возможностями. Ее часто создают лишь для галочки. Очень сильно бросается в глаза небольшое количество людей с инвалидностью в Москве по сравнению с Европой. Российские люди с ограниченными возможностями вынуждены сидеть дома, поэтому их не видно. И причина такого различия не в деньгах: в Европе ценится человеческая жизнь. В России к людям относятся как к массе, а в Европе человек – это самое ценное из возможного.

– Почему вы, человек без большого опыта политического активизма, не уехали из России после начала войны?

– Я планировала уехать на Запад, но в феврале начались все эти события. Я поняла, что, наверное, должна быть в своей стране. Если все уедут, то кто будет что-то делать? После 24 февраля я поняла, что если я не хочу жить в России как в Северной Корее, то я должна для этого сделать все возможное.

– То есть вы рассчитываете на перемены в России?

– Я не могу сказать, что верю в перемены в России. У меня подход: делай что должно, и будь что будет. Я должна сейчас так себя вести из соображений нравственности и ответственности, в том числе коллективной, как гражданин России. Кроме того, я хочу показать европейцам, что многие граждане России не виноваты в том, что случилось. Мне не хочется, чтобы на России, на всей стране, ставили крест в международном сообществе. В России много людей, которые выбирают европейский путь развития. Я хочу помочь своей стране, когда ей плохо. Если в моей стране все будет хорошо, возможно, я уеду, но сейчас я должна быть здесь.

– Изменилось ли отношение к вам со стороны европейских друзей после 24 февраля?

– У меня и моих русских друзей, живущих в Европе, нет таких проблем. На мой взгляд, к русским с адекватными взглядами в Европе нет никаких вопросов. Я вам скажу больше: мои отношения с украинскими друзьями улучшились. Они сейчас гордятся мной.

– Есть ли у вас образование в сфере политологии?

– Я юрист в области антимонопольного права Евросоюза. Я закончила Маастрихтский университет в Нидерландах и Королевский колледж Лондона. Я училась на курсах моральной и политической философии в Гарварде. Но политологического образования у меня нет. У меня и не было никогда целей заниматься политикой. Я хочу строить карьеру в сфере юриспруденции. Но, в первую очередь, я хочу, чтобы в моей стране все было нормально. Если Россия завтра станет парламентской республикой со строго ограниченными полномочиями президента, где будут соблюдать права человека и заработают демократические институты, то я уеду обратно в Европу. Но пока здесь все плохо, я будут пробовать что-то делать. Впрочем, планировать сейчас сложно. Я не знаю, что будет со мной завтра. Может, меня завтра арестуют.

– Кто вас сейчас поддерживает?

– Мама меня понимает и поддерживает с детства, а особенно сильно – сейчас. Она долгое время была аполитичной, но после спецоперации стала оппозиционером еще больше меня. Меня поддерживает мой пес бультерьер Олаф. Мы с ним недавно гуляли и увидел шпица в костюмчике с буквой “Z”. Олаф хотел с ним познакомиться. Олаф очень добрый, хоть и бойцовской породы. Я ему сказала, что лучше к собакам с буквой “Z “близко не подходить. Но он очень хотел и, радостно виляя хвостом, подбежал к шпицу. Шпиц на Олафа набросился, почти укусил его. Наверное, какие хозяева, такие и собаки.

– Как коллеги по госслужбе относятся к вашей политической деятельности?

– Как ни удивительно, хорошо. Они подписаны на наш телеграм-канал. Мне разрешили уйти в отпуск, чтобы заниматься выборами.

– Кто из политиков, кроме Григория Явлинского, вам нравится?

– Я считаю Ангелу Меркель человечным политиком, готовым действовать в ущерб своему политическому рейтингу ради гуманистических ценностей и нравственных соображений. Мне нравится Барак Обама, но к его внешнеполитической деятельности есть вопросы.

– Вы согласны с мнением, что россияне несут коллективную ответственность за войну в Украине?

– Нужно разделить понятия вина и ответственность и причинно-следственная связь. Наказание за это в юридических терминах должны понести Владимир Путин, его ближайшее окружение, которое принимало это решение, и пропагандисты. Если искать ответ на вопрос, как так получилось, то еще в 90-х у нас была выстроена неправильная система. Российское общество несет ответственность, но каждый его член – в разных долях. И я тоже. Я уехала в Европу еще подростком, потому что хотела развиваться и жить в свободной стране. Я не чувствовала тогда ответственности за Россию, и я не могла предположить, как далеко все зайдет.

– На каких ценностях вы бы строили свою политическую кампанию?

– Честность, эмпатия и гуманизм.

– Я, разговаривая с вами, вспоминаю Лилию Чанышеву. Бывшего координатора штаба Навального в Уфе. Она, как и вы, отказалась от карьеры в международной компании ради оппозиционной политики. Осенью прошлого года Лилию арестовали, и она уже много месяцев сидит в СИЗО. Вам не страшно?

– Я осознаю риски. Мама недавно попросила прислать ей список, что делать во время обыска. Я читаю в интернете о российских тюрьмах рассказы людей, которые там побывали. Мне страшно, но я стараюсь не думать постоянно о возможных рисках, потому что в ином случае есть страх скатиться в паранойю. Если сильно бояться, то можно забыть, зачем я начинала это все. Мне много раз говорили знакомые: “Не сломай себе жизнь”. Но я поняла, что по-настоящему я ее сломаю, если буду сейчас молчать. Потому что я не смогу жить обычной жизнью и смотреть на себя в зеркало, зная, что от моего имени ведутся военные действия и на моих руках кровь. Я надеюсь, что все политзаключенные выйдут на свободу, а тюрьмы наполнятся совсем другими людьми.