Витрина, подарок пограничнику в виде ожерелья, последняя сцена драмы 30-летней давности |

Если бы я только мог видеть нашу деревню, наш дом…

Мы прошли Бейлагу. Деревни Физули тоже. Окружающий пейзаж — последняя сцена фильма ужасов под названием война — камень и земля ранены, белы. Мы в Габриэле. Путешествие цель организаторов – снять фильм. Они встретят нас, джабраильцев, 30 лет вынужденных переселенцев, тоскующих по этим землям, в нашем собственном доме. Для нас это не новый фильм, а последняя сцена драматического фильма под названием «Тоска». Финальная сцена…

Актриса Малахат Аббасова, ее мама, моя сестра Ганира Гурбанлы и я Гранат Мы ехали в машине Джабраиллы. Мы все собирались в свою деревню, первой была деревня Анара – Балянд.

Нет опасности мин, Гранат Он водит машину прямо перед своим двором. Мы не можем сказать перед домом, потому что дома нет…

В центре села кипит родник, он утопает в зелени, а остальные места сухие. Где-то реет наш славный флаг. Когда мы посмотрели остатки дома и вернулись, приехала съемочная группа и подожгла самовар. Директор Фариз Ахмедов вышел из машины и подошел к нам. «Очень приятно видеть вас в Джабраиле, — говорит он.

Я говорю: «Как много мы хотели встретиться в Джебраиле на каждой нашей встрече, и мы достигли своей мечты». Домашнее тепло сблизило всех так, что мы радостно обнимаемся.

Если бы я только мог видеть нашу деревню, наш дом…

Доходим до села Дашкесан. Мать Малахат Аббасовой родилась и выросла в этом селе. Когда женщина вошла в деревню, по ее щекам текли слезы, она что-то говорила себе под нос и плакала. Мы ничего не можем сделать, кроме как молча наблюдать.

Фариз Ахмедов нашел во дворе сумку своей бабушки. Он позвонил, бедняжка сказала, что даже если ты приедешь среди ночи, приходи прямо к нам, принеси, я посмотрю, все ли в порядке…

Еще один герой фильма – Габриэль. Эльмин Хамза лежит на земле за машиной, плачет и изливает душу.

У меня странное чувство. Я не хочу плакать, я даже понимаю, что должна быть счастлива, но внутри меня грусть вперемешку с утешением. Грусть потерянных лет, людей, которых мы потеряли во время оккупации этих земель, разбросанных деревень, семей и… грусть от того, что я провел более половины своей жизни в боли и тоске… Я думаю о сыновьях. кто вернул эти земли, чья кровь осталась здесь, чувство благодарности возрастает, но это мало, их права ничто, время не оплатит…

Это Горадиз. Я думал, что сплю, неужели мы доходим до своей деревни, она совсем близко, мы идем к ней? На самом деле, мы шли к нему с того дня, как нас выгнали. Но посмотрите, эта дорога, эта тропа, этот район впервые за 30 лет…

Мы прошли Большой Коралл. Мое дыхание расширяется…

Обе стороны дороги отсюда до Нижнего Маральяна белыеголод был я люблю это путь, в детстве я думал, что это самая красивая дорога в мире. Теперь от этих деревьев не осталось и следа. Есть только сухая дорога. Но теперь я понимаю, что смотри сейчас, этот миг самый прекрасный на свете путь на самом деле это путь…

Мое внимание справа – проедем вдруг, – сказал он. Это должно быть здесь. Я имею в виду нашу школу. На перекрестке следует написать название села – «Нижний Маралян». Теперь, если мне дадут мир, я не хочу его, я хочу увидеть нашу деревню, увидеть наш дом, увидеть его остатки, любую примету, больше ничего не надо.

Видное издалека здание привлекает своей естественностью и теплотой… Не верится, что это здание нашей школы, что мы доехали до поселка. Вот почему я не верю, что мы достигли. Ведь я знал, что это единственное нетронутое здание, остальные лишь руины. Реликвия моих самых невинных лет, учитель отца и матери, которого мы любим учениками и знаем как храм школа. Величие этого места не в его камне и цементе. Его место в наших умах и сердцах великолепно.

Машина поворачивает за угол и проезжает прямо перед зданием. В школе сейчас наши пограничники стоят, в хорошем состоянии. “Гранат, ты не оставишь его? – вопрос, исходящий изнутри меня, заставляет меня подпрыгнуть. «Я держу эту минуту», — говорит он.

Мы падаем. Я хожу в школу, моя сестра ходит в деревню. Они с самого начала предупреждали, что все, кто доходит до их деревни, берут голову и уходят, мы не можем их остановить, они забывают правила. Несмотря на это, мы забываем себя, они переживают, что мы вдруг собьемся с пути и пожалеем. Враг посеял в наших деревнях мины, как семена. Также наш земляк должен запечатлеть в памяти камеры момент, когда он увидел наш дом, это тема документального фильма.

В течение двух лет у меня не было двери, в которую я не постучал бы по сценарию — я просил людей, о которых даже не хочу говорить, снять фильм и посмотреть наш дом. Фариз Ахмедов реализует мою идею своим проектом.

Если бы я только мог видеть нашу деревню, наш дом…

Я видел наших солдат в школе. Пусть они будут счастливы, они сражались и отвоевали это у врага, это их право. Однажды где-то кто-то сфотографировал и выложил, что в нашей школе поселились вражеские солдаты и я сгорел дотла. Сейчас он прекрасно отремонтирован. Купили у захватчика и мародёра, восстанавливаем. Возможно новый школа здание тоже построено.

В рве Гавур нет воды, я не видел ни капли. Он полон мусора. Те, кто заселил эту землю, были не только врагами человечества, но и врагами вселенной. Они высушивали родники, реки и каналы, уничтожали зелень, грабили дома и оскорбляли землю…

В начале лета и приходя из школы в сентябре, мальчики снимали верхнюю одежду и бросались с моста в канал Гавур, соревнуясь, кто проплывет дальше и позже выйдет на поверхность. . Мы смотрели и узнавали, кто вышел, а потом продолжали свой путь… Потом те, кто очень быстро выбрался из того рва, и мальчишки, которые не побоялись туда прыгнуть, сражались за этот ров, за эти земли, мученик они были

От административного здания остались две каменные кладки – тоже видел. Это здание тоже школа был сдан в 1986-87 годах, это было новое здание. Наше село было настолько зажиточным, что…

За конторой бабушкин двор. Камыши заросли и двора не видно. Вы можете пройти через камыши, но вы не можете пройти через шахты. Я поднимаю пятку и смотрю как можно дальше. До моих ушей доносится голос бабушки: «Эй, детка, ты сейчас упадешь с этой лестницы, не ходи туда». Второй этаж кирпичный, половина осталась, лестница сломана пополам. Это то, что я видел. Если бы я мог войти во двор, я бы, наверное, увидел больше, может быть, стоило бы посмотреть на бабушкину посуду. Странно, найти что-то ржавое и гнилое приносит человеку радость.

Я увидел, что от двухэтажного дома вилаятского учителя не осталось и следа. Рядом с этим домом нет туннеля под железной дорогой. Все, что там было, сровняли с землей, и это равнина.

Я уже сжала в ладони полынь, которую собрала с обочины, и, нюхая ее, доказываю себе, где нахожусь… Она приносит другие запахи, очень знакомые, знакомые, что я давно не слышал. Голос стрекозы нарушает покой, совсем как в то далекое, счастливое, беззаботное детство…

Определив расположение домов соседей вдоль вновь построенной железнодорожной ветки, мы с сестрой идем по дороге. Это дом Гараша Дайигила. Вернее, расположение его дома. Это Хасан Дайигил. После этого это дом моего кузена.

Нет, лучше, пойдем с “переезда” на другую сторону железной дороги, наш дом недалеко от “переезда”. Вот что мы делаем, дворы остаются зелеными. Удивительно, что вся зелень в высокогорных селах – Шайбей, Нюзгар, Дашкесан, Гаракаллар – уничтожена, а в нашем Аразском ущелье еще есть зелень. Видимо, такая же мудрость есть и у Араза, он защищает деревья, давая сок из-под земли.

После дома Гулоглана Дайгиля, он наш, между ними и нашим садом возник спор.

Границу своего двора мы знаем по воронам, но хорошо, что их не выкорчевать.

Это наш дом. “Мы дома, сестра, смотри…” Речь сестры сухая. Слезы говорят…

Последний раз, когда мы были вынуждены покинуть этот дом и двор, мы вышли вместе с ним. Моей сестре было 15, а мне 23. Мы стоим перед нашим разрушенным двором. Мы рады видеть его руины… Мы не можем сделать шаг внутрь. Мы смотрим на битые камни, оставшиеся от нашего дома, погнутые тутовые деревья, состарившиеся вишневые и тутовые деревья, а они смотрят на нас. “Где ты был? – спрашивают, – где ты нас оставил?” «Вы знаете, что с нами случилось, что мы пережили?» – Отвечаю в душе, ищу слова, чтобы оправдаться, но не нахожу. Обе стороны прожили одинаковую «жизнь», и мы, вынужденные покинуть свою страну из рук врага, и страна, оставшаяся в плену без нас…

С этого момента я больше ничего не знаю, что случилось, как это случилось? Одно знаю, что я так много говорила на обочине дороги, выходящей к нашему двору, что съемочная группа не хотела меня прерывать, слушали, снимали и плакали, даже не считая времени. Я также знаю, что иногда мои губы были сухими и сжатыми, я не мог говорить. Дети дали мне воды, я выпил, я снова заговорил. Проходя через тутовое дерево, абрикосовое дерево, виноградник, перед нашим домом Баку– От миндживанского поезда, от нашей коллекции окон между колючей проволокой границы с Ираном, от передачи моего ожерелья азербайджанскому пограничнику…

Я бы хотел, чтобы мои отец и мать могли прийти и увидеть это. Я быстро меняю свое мнение, если им посчастливится увидеть наш прекрасный двор, они не потерпят такой ситуации.

Что я помню, так это то, что Анар Джабраиллы взобрался на железную дорогу и сказал нам, что хватит, поехали, темнеет, надо добираться до Баку.

Я также чувствовал, что говорил очень грустно, я не хотел оказаться в жалкой ситуации, мы никогда не пытались выглядеть жалкими, когда были в жалком дне, мы не просили ни у кого помощи. Мои 70-летние отец и мать построили новый дом и поставили юрту. Посвятит ли он свою жизнь строительству дома в старом родовом поместье? Сколько раз в жизни человек строит дом и переезжает… Какую судьбу постигли мы?

Если бы я только мог видеть нашу деревню, наш дом…

У меня есть только одно слово для тех, кто тоскует. Я много вздохнул и пошел смотреть. Я видел, что осталось от деревни, деревни, дома. Я не видел нашу деревню, наш дом…

Он деревнята страна, те дома у нас отняли, наше детство и юность, которые отняли, умерли и погасли, как луч света далеко…

Более красивый деревняпостроим более красивые дома, поедем, посмотрим, поживем… но ничто и никто не сможет вернуть то, что у нас отобрали…

После нас никто не должен испытать это снова!

***

Мы приехали в Баку в темноте, но внутри меня горел свет. Свет, который никакая сила не может погасить. Мои ноги получали энергию от почвы родной земли и передавали ее мне… Я не жил вдали от тебя 30 лет, Родина, я каждый воздух, которым дышал, каждый день считал запретным мне, отныне и до жить… Преклоняюсь перед душами тех, кто ушел из жизни за эту жизнь. Не им, а нам нужно, и так будет всю жизнь.

из родной земли,

Рамила Гурбанлы

PS Фариз Ахмедова. Хочу поблагодарить Айгюн Гасанову и всю съемочную группу «Баку Медиа». Дополнительная информация о фильме будет позже.