“Абсолютное большинство полицейских вышло на подконтрольную Киеву территорию”. Глава МВД Украины – о работе в оккупации и коллаборантах
О полицейских-предателях, работе в оккупации, европейском оружии для Украины, попытках российских криминальных кругов “расшатать” украинские тюрьмы и о психологии принятия решений мы поговорили с министром внутренних дел Украины Денисом Монастырским. Наш разговор состоялся в Праге во время открытия выставки российского оружия, уничтоженного украинскими военными.
— На этой выставке у вас есть любимый экспонат? Или вы не изучали ее до конца и хорошо историю?
— Смотрите, лично для меня, наверное, это “Бук” из представленной техники. Не любимый экспонат, он тот, который приносит больше всего горя. И мы понимаем, что сегодня именно эта техника, к сожалению, закрывает небо, но не с той стороны. Поэтому эта техника, четыре из пяти экспонатов, была добыта в Черниговской области. И в течение того, как российские войска отступали очень быстро, бегло после успешных контратак украинской армии, и этот “Бук” был оставлен, в частности, там, в полях брошен. То, что удалось уберечь от украинских трактористов, которые растягивали тоже очень быстро, мы решили, что их нужно показать и в Украине. И эти выставки сейчас открылись во многих городах Западной Украины. И вот уже вторая выставка открывается в Европе. Первая открылась в Варшаве, мне кажется, неделю назад. Вторая – здесь, в Праге. Мне бы очень хотелось, чтобы она именно совпала с моим визитом и с визитом всех министров внутренних дел Европейского союза в Прагу. Это удалось, и они смогли увидеть технику.
— Какие-то важные решения были приняты на встрече с министрами?
— Мы обсуждали очень конкретные и очень общие вещи одновременно. Конкретные вещи – это обсуждалось по передаче нашим подразделениям МВД, в частности пограничникам, беспилотных летательных аппаратов, очень нужных сегодня для ведения боевых действий. Было принято позитивное решение. И я думаю, что на днях будет передано нашим пограничникам БПЛА. В каком количестве и что именно, думаю, что мы скажем позже, когда это состоится. И также обсуждали угрозы, которые есть. Министры очень интересовались тем опытом, теми вызовами, которые были в первые дни агрессии, с чем мы столкнулись. Я рассказывал о хаотичных блокпостах, которые организовывались в первые часы и дни, и что мы делали. Они спрашивали о миллионах мигрантов, которые двинулись, и это тоже было большой проблемой, как это все происходило в середине Украины. Они спрашивали о семьях сотрудников полиции, спасателей, которые мы тоже вывозили в первые дни. Это было очень важно для того, чтобы люди выстояли, люди не бросили те посты, на которых они находились.
— Задавали такие вопросы, потому что опасаются, что, условно, сюда придут, в Польшу?
— Мы понимаем, что сегодня широкомасштабная агрессия против Украины, которая началась 138 дней назад, полностью меняет стандарты безопасности в Европе и, наверное, во всем мире. И сегодня каждый министр внутренних дел Европейского союза приехал с тезисом “Мое правительство, мой президент требует больших гарантий безопасности для моего народа. Что нужно сделать? Как нужно предусмотреть? Что делать с укрытиями? Как делать правильно эвакуацию? Что делать с оповещением?” Множество вопросов, которые мы обсуждали в ходе сегодняшней встречи. И это было только начало.
— А вопрос предателей в рядах украинских силовиков обсуждали? Тех, кто перешли на сторону России. Спрашивали ли вас: “Денис, сколько у вас людей перешло на ту сторону?”
— Вы имеете в виду – конкретно из системы МВД или в целом?
— МВД в первую очередь.
— Нет, этот вопрос еще не обсуждался в целом.
— А сколько, у вас есть понимание?
— Конечно же, есть. То есть мы понимаем, что у нас еще есть те, кто без вести пропали. Мы сейчас проверяем, где они находятся. Или действительно у нас из полицейских некоторые пропали, некоторые, мы понимали, что пропали и погибли. Некоторые, возможно, остались, а, возможно, перешли и сегодня оставили службу в органах. Но наше решение было очень непростым, потому что в первые дни мы обсуждали, согласно Женевской конвенции, полиция, спасатели являются нонкомбатантами, то есть по закону, по международному праву они должны оставаться. И как бы что ни было, продолжать выполнять свои обязанности.
— Серьезно?
— Серьезно?
— Такова международная практика, таковы международные нормы. Даже если проходит армия дальше, спасатели, врачи, полицейские должны продолжать исполнять свои функции.
— Именно поэтому не было в первые дни, а то и месяцы, по-моему, приказа выходить с оккупированных территорий?
— Каждый раз мы решали это индивидуально. По сути, мы обсуждали, каким образом что мы делаем. Моя позиция была четкой, что они должны выйти, потому что в первые же дни мы столкнулись с насилием по отношению к украинским полицейским. Мы сегодня имеем много погибших ребят. И многие из них погибли в первые дни агрессии. Поэтому через месяц, например, мы приняли решение с главой Национальной полиции о том, что мы даем срок для того, чтобы люди вышли с оккупированных территорий до определенного срока, но везде по-разному это происходило. А после этого люди считались уволенными. И тут было несколько факторов, которые сыграли свою позитивную роль. Во-первых, мы смогли эвакуировать большинство семей, людей, особенно тех ребят, которые были в Мариуполе, полицейских. Это было важно, потому что они не оглядывались и понимали, что их ждут дома.
— Но не везде. Мариуполь в ста километрах от моего родного города. У меня начальника райотдела взяли в плен и два дня его удерживали, угрожали, требовали перейти. Благо в этом случае все закончилось нормально, 70% личного состава таки выехало.
— Мы понимаем, что это благо – о чем вы говорите. На самом деле, это важный результат последних восьми лет. Ведь самой большой угрозой лично для нас, для меня лично и для руководителей полицией было то, чтобы не произошло то, что было восемь лет назад, когда полиция просто бросала свои позиции, переходила сразу же целыми райотделами на сторону врага. Более того, отдавали персональные данные, показывали, где искать активистов, сами вставали тут же в ряды псевдополиции. И это был тот сценарий, который, по сути, был недопустим. Мы об этом много раз говорили с нашими коллегами, я ездил на восток, у нас были учения. И учения, это как бы была формальная сторона, что видели все, а внутренне много раз проговаривали, какие предохранители необходимы для того, чтобы не допустить именно этого сценария. И я сегодня могу сказать, что абсолютное большинство сотрудников полиции вышло на территорию, которая подконтрольна Украине.
— А МЧС?
— Госслужба чрезвычайных ситуаций – они оставались тушить пожары, они оставались разбирать завалы на территориях. Но сегодня все руководители вышли, все руководство ГСЧС Донецкой и Луганской областей также вышло из оккупированных территорий. Большинство из них также вышло. Больше половины вышло также.
– А если они остаются там с заявлением: “А кто будет тушить пожары?”, это подпадает под статью о коллаборационизме?
— Женевская конвенция говорит, что спасатели являются нонкомбатантами, то есть они не являются военными, они должны продолжать делать то, что они делали вчера, они должны делать и сегодня. И действительно, кому-то нужно тушить пожары. Но наша позиция была вывезти максимально технику из тех районов, которые могли быть подвержены оккупации, и личный состав.
— Но они остаются там. Там есть те, кто остается.
— Часть из них остается и сегодня там.
— Они будут потом подвергаться уголовному преследованию?
— Нет, в этом случае мы говорим о том, что врачи, спасатели, которые выполняют свои обязанности, которые не сотрудничают с оккупантами, не сдают базы и тому подобное, они ни в каком случае не могут быть признаны комбатантами или предателями, согласно Уголовному кодексу Украины.
— А учителя при этом могут?
— Я еще хочу дополнить, что за все это время ни одной базы, а МВД является держателем очень многих баз данных, не перешло врагу. И это тоже я считаю большим достижением, потому что это была и база миграционной службы, где все формы 1 в бумажном виде, в электронном виде частично, граждан Украины. Это является очень чувствительной информацией. Мы смогли все это вывезти в западные регионы Украины. И там, где была оккупация, вовремя отреагировать. По поводу врачей, учителей, здесь политика правительства однозначная: они остаются выполнять свои обязанности там, где они есть. И они должны продолжать работать по тем программам, которые определены украинским правительством.
— Дистанционно вы имеете в виду в этом случае.
— Конечно.
— А если будут выходить на работу, условно учителя, и учить по российским программам, тогда это уже преследуемо?
— Мы говорим о том, что они должны учить и работать с детьми, максимально поддерживать контакт с теми детьми, кто остался на оккупированных территориях. Мы не можем их бросить, и они должны с ними проводить онлайн-занятия, поддерживать контакт просто для того, чтобы они не пали жертвой российской пропаганды, потому что первое, что привозят в оккупированный город россияне, – это такую большую машину с экранами, где разворачивается российское телевидение и отключается полностью любой контакт с интернетом, ютубом, с любыми другими источниками информации – вы об этом знаете.
— Да, это очень опасно. Вы упомянули вывезенные базы. Не могу вас не спросить как члена комиссии, которая формировала Госбюро расследований, о последнем скандале, о сожженных тайных и секретных материалах и результатах НСРД по более чем 140 производствам.
— Я опережу ваш вопрос, я понимаю, о чем речь. Но я сейчас министр внутренних дел Украины и отвечаю за другую сферу ответственности. Поэтому я не буду комментировать эту информацию. Достаточно информации уже выдано и офисом генерального прокурора, и комментариями самого Госбюро расследований. Поэтому я оставляю это право комментировать именно им.
— А вы как не министр, а как юрист, как кандидат юридических наук.
— В данном случае на мне именно такая ответственность, я именно в таком статусе даю интервью.
— Появилась информация, что выпущен на свободу Онищенко, командир роты спецназначения МВД “Торнадо”, который был осужден на 11 лет за серию преступлений.
— Не могу сейчас это прокомментировать.
— А есть у вас вообще данные, сколько было заключенных, которые имеют боевой опыт, выпущено, и где они сейчас?
