Свадьба в первый день войны

Политические активисты Аршак Макичян и Полина Олейникова поженились 24 февраля. Свадьбу они запланировали за месяц до этой даты и собирались после регистрации в ЗАГСЕ весело провести время с друзьями и родственниками, а потом поехать в путешествие. Нападение Путина на Украину изменило их планы. Регистрацию молодые люди решили не отменять, потому что официальное признание их отношений дало бы им право на встречи в тюрьме и возможность не свидетельствовать друг против друга. После ЗАГСА активисты пошли на антивоенные протесты. На второй день свадьбы Полину и Аршака арестовали прямо возле дома. Вместо свадебного путешествия молодые люди приняли участие в шествии в память об убийстве Бориса Немцова. Сейчас Полина и Аршак временно живут в Берлине, пытаются понять, как дальше заниматься активизмом в России, выходят на митинги в Германии против Путина и против неоднозначных действий европейских политиков. Вот что они рассказали в интервью Радио Свобода.

– Каким для вас стал день 24 февраля?

Полина:

– 24 февраля мы с Аршаком планировали нашу свадьбу. Мы хотели конвенциональную свадьбу: я в белом платье, букеты, роспись в ЗАГСЕ, затем – празднование с друзьями и родственниками. Конечно, за месяц до той даты мы не знали, что Путин решит развязать войну в центре Европы. 24 февраля я проснулась в очень хорошем настроении: я собиралась пойти в салон красоты. Я взяла телефон и увидела новости, что пока все спали, Путин объявил о начале “спецоперации”. Я смотрела на фотографии из Украины, читала о бомбежках и плакала. Я разбудила Аршака и рассказала, что началась война. Мы сначала хотели отменить свадьбу, но решили, что сейчас будет актуальнее пожениться. В первую очередь, потому что заключение официального союза даст нам возможность на свидания в тюрьме и право не свидетельствовать друг против друга. Мы, конечно, отменили празднование с друзьями и родственниками. Поздравления и веселье – не то, чего мы хотели в этот день. В салон красоты я шла по центру Москвы и чувствовала себя очень странно: вокруг люди жили своей жизнью, гуляли с собаками, смеялись, пили кофе. Я не понимала, почему все ведут себя так, будто ничего не произошло. В салоне мне пытались сделать макияж, но я постоянно плакала и визажисту пришлось работать дольше обычного. На регистрацию в ЗАГСЕ я надела платье синего цвета, и мы купили букет желтых цветов.

Аршак:

Вроде бы я не так обычно эмоционально реагировал, потому что за годы активизма привык к плохим новостям. В этот день я шел по улице, останавливался, чтобы заплакать, и шел дальше. Помню, я боялся, что мы не сможем зарегистрировать наши отношения, и у нас не будет права видеть друг друга в тюрьме. Наша свадьба была больше антивоенной акцией, чем свадьбой. И мне было обидно, что политика влезла даже сюда, но иначе на тот момент было нельзя. Я нарисовал на белой рубашке, в которой пошел на церемонию бракосочетания, слова “Fuck war”. После ЗАГСА мы выложили фото в социальных сетях, а вечером вышли на протесты. В этот день нам пришлось, как обычно, побегать от омоновцев, но нас не задержали.

Полина:

Нас задержали 25 февраля. Я собиралась устроить на Красной площади антивоенный перформанс: надела военную российскую униформу и всю себя покрыла искусственной кровью. С собой у меня был флаг российской империи, на котором было написано “Империя зла”. На улице возле дома меня, Аршака, двух журналистов и незнакомого человека, вышедшего одновременно с нами из подъезда, задержали полицейские. В участке нас продержали 5 часов, затем оштрафовали на 20 тысяч рублей. Мы должны были полететь в Армению в свадебное путешествие, но остались в Москве, чтобы 27 февраля принять участие в шествии в память об убийстве Бориса Немцова.

– Как вы решили пожениться?

Аршак:

В январе Полина расклеивала на зданиях московских отделов полиции листовки с именами политических активистов, которых репрессировали в этих отделениях. После этого ее начали преследовать силовики. Мы решили заключить брак, чтобы иметь больше возможностей защищать и поддерживать друг друга.

Полина:

Меня после этой акции оштрафовали за мелкое хулиганство и отпустили. Но после того, как о моем поступке написали разные СМИ, десяток полицейских пришел по адресу моей постоянной регистрации, где я жила вместе с родителями. Силовики орали, ломились в дверь. Я написала в ОВД-инфо, ко мне выехал адвокат. Ему полицейские сказали, что на меня составят протокол по нескольким статьям, и они будут держать осаду около моей квартиры, пока я не выйду. Аршак удалось вывести меня из квартиры. Он с другом приехал к моему дому ночью, когда полицейские в машинах сидели. Аршак и друг сыграли роль случайных прохожих. Аршак зашел в подъезд, а друг ждал внизу. Я надела куртку Аршака и вышла на улицу, а он остался в моей квартире. То есть у полиции должно было создаться впечатление, что два человека зашли в подъезд и вышли. Через несколько дней “эшники” задержали меня в центре Москвы. Меня хотели осудить по арестной статье, но из-за отсутствия состава преступления переквалифицировали на другую статью и дали 30 часов обязательных работ.

– Как вы познакомились?

Аршак:

В августе я провел пикет в поддержку Pussy Riot. Я встал одиночный пикет с плакатом “Боритесь с климатическим кризисом, а не с Pussy Riot”. Мне тяжело было смотреть, как они выходят из спецприемника, их снова задерживают по надуманным причинам. Полина хотела выйти в пикет на похожую тему, поэтому она предложила мне делать что-то вместе. Мы познакомились, стали общаться. Полина провела осенью пикет, ее первый раз задержали. Я решил приехать к отделению, принести ей еды и чая, так как понимал, что первое задержание это очень сложно. Я встретил Полину около участка, мы поговорили и вскоре стали друзьями, а в декабре начали встречаться.

Полина:

Я начала проявлять политическую активность летом. Меня сначала волновали права женщин и ЛГБТ-сообщества. Я выходила на акцию, посвященную росту изнасилований и бездействию властей в том, что касается предупреждения таких преступлений. Вскоре я поняла, что вся система в России прогнила и вряд ли сейчас получится точечно защищать чьи-то права. После начала войны защита прав ЛГБТ меня стала меньше интересовать. Сейчас я сконцентрировалась на антивоенном и политическом протесте.

– Я помню, что Аршак отказался от карьеры музыканта в Европе ради активизма в России. Сейчас вы в Германии. Почему решили уехать?

Полина:

После начала войны в Москве стало очень много полицейских. Когда мы хотели положить желтые цветы в синей упаковке к могиле неизвестного солдата под надписью “Киев” в Александровском саду, полицейский сказал, чтобы мы убрали оберточную бумагу. Он обыскал рюкзак Аршака, проверил не только его документы, но и чеки из магазинов. Мне было очень душно от такой атмосферы, я стала задыхаться в России. В последние дни перед отъездом я ходила по центру Москвы и рыдала. Я подошла в расстроенном состоянии, не очень понимая, что я делаю, на Красной площади к первому спецполку полиции и спросила, зачем они поддерживают эту войну. Полицейские мне стали отвечать по методичке, пытаясь успокоить. Отъезд был сложным для нас решением. В начале этого года мы уехали в Грузию, мы хотели отдохнуть от проблем с полицией, в первую очередь. В Тбилиси за нами велась слежка. Я заметила человека, который оказывался одновременно с нами разных местах, в том числе около нашего отеля, расположенного далеко от центра. Этот человек летел с нами обратно в Россию. В Грузии я думала, может, не возвращаться, может, в Тбилиси мне перестанут сниться кошмары. Но я решила вернуться и мы, несмотря на все тогда вернулись.

Аршак:

Наши знакомые активисты начали уезжать, преследование людей, свободно выражающих свое мнение, становились более жестокими. Стало очевидно, что мне с таким количеством “административок” не дадут выходить на одиночные пикеты. Мы решили на время уехать из России, чтобы обдумать стратегии антивоенного активизма в новой реальности. Мы в Германии продолжаем выходить на протесты. У нас есть требования к европейским политикам. Мы требуем эмбарго на русскую нефть и все ископаемое топливо. Потому что на эти деньги финансируют войну. Мы тут продолжаем выражать точку зрения российского гражданского общества, чтобы у жителей других стран не было ощущения тотальной поддержки Путина со стороны россиян. Для меня важно, чтобы в мире понимали, что есть другая Россия. В общем, мы пока чувствуем себя тут полезными.

– Сейчас часто говорят о коллективной вине, которую должны чувствовать граждане России. Что вы об этом думаете?

Аршак:

Мы все сейчас чувствуем вину. Гражданскому обществу России, как бы мы ни были против Путина, как бы мы против него ни выступали, сейчас лучше чем украинцам, чьи города уничтожены.

Полина:

У меня странные отношения с этой коллективной ответственностью. Украинцы имею право винить россиян – российская власть на них напала. Но я не понимаю, когда россияне-активисты говорят другим россиянам-активистам, мол, вы сделали недостаточно. Мои друзья сидели за протест, их исключали их университетов. Мы знаем о пытках девушек в ОВД “Братеево”. Активисты годами жили в состоянии абьюза со стороны государства, каждый день боялись обысков, арестов, но все равно выходили на протест. В моей сумке, когда в жила в России, всегда были вещи первой необходимости на случай неожиданного ареста. Россияне, особенно противники войны, особенно те, кто остался в России и продолжает бороться, сейчас в очень сложной ситуации. С одной стороны, российское государство делает все, чтобы они заткнули рты, с другой стороны, с ними часто не согласны друзья и родственники, с третьей, им высказывают претензии, связанные с этой коллективной ответственностью. Мы, активисты, должны поддерживать тех, кто борется в России и друг друга тоже.

Аршак:

Моего друга Ивана Дроботова задержали и избили сотрудники полиции. Как такого человека винить в продолжении войны? Мы в Европе говорим, что она покупала у России ископаемое топливо на протяжении нескольких десятков лет, а полученные деньги режим использовал, чтобы построить ужасный механизм государственной пропаганды и приобретать вооружении. Война – это не только вина россиян, это глобальная проблема. Тут есть ответственность и европейских политиков, которые продолжали общаться с Путиным, как с нормальным, после оккупации Крыма, отравлении Навального и других ужасных преступлений, пока российское гражданское общество боролось с режимом без денег и особых возможностей. Почему виллу у Соловьева конфисковали сейчас, а не 10 лет назад? Мы здесь задаем европейским политикам такие неудобные вопросы. И говорим, что считаем несправедливым, что многие российские активисты, боровшиеся с Путиным много лет, сейчас не могут выехать из России. Сесть в тюрьму на 15 лет – не лучшая перспектива для активного человека. Нам самим выехать из России было очень сложно. Мы из-за высокой цены не смогли купить билеты на самолет и ехали через Польшу в Германию на автобусе. Россиян высадили на границе с Польшой, несмотря на шенгенскую визу. Мы вернулись в Брест и через консульство Польши добились разрешения на пересечение границы. Ненормально, что российское гражданское общество оказалось в такой западне, когда европейские компании ушли из России, а европейские политики делают вид, что не сотрудничают с Путиным. Ископаемое топливо – единственное, на чем сейчас держится экономика России. У простых россиян денег все меньше, а у правительства больше. То есть гражданам России придется жить только на подачки правительства. Поэтому эмбарго на ископаемое топливо нужно вводить немедленно, войну с Украиной надо остановить немедленно, и политические изменения в России нужны немедленно.

Полина:

В Берлине повсюду висят флаги Украины, но в то же время Европа продолжает закупать российский газ. Полное лицемерие, когда российские активисты продолжают внутри страны бороться с режимом, а европейцы, которые не живут в авторитарном режиме и ничего в этом не понимают, судят о россиянах с позиций привилегий. Мы все это сказали на митинге в Берлине.

– Многие говорят, что с Россией после 24 февраля покончено. Каково ваше мнение на этот счет?

Аршак:

Я думаю, что 24 февраля закончился режим Путина, а не Россия. Ситуация стала черно-белой. Россияне будут все больше отрекаться от Путина. Уже сейчас те, кто раньше поддерживал пропаганду, выступают против войны. И преступления Путина не смогут отменить наш великую культуру, Пушкина и Чайковского. Россия это не Путин, у нас было много прекрасного, и за это надо продолжаться бороться.

Полина:

Мы много лет жили в авторитарном режиме. Путин удерживал власть на 80 процентов в помощью пропаганды, а на 20 – через насилие. Это было логично. Но война в центре Европы – это не логично, Путин совершил большую ошибку. Путин уйдет, и мы будем создавать Россию заново. Ей нанесен огромный ущерб, там сейчас невозможно нормально работать и жить. Я люблю Россию, а Путин просто лысый кагэбэшник, который не понимает, что такое Россия. Путин это маленькая историческая ошибка, а Россия огромная и прекрасная. Сейчас на Западе ставят крест на России, и аргументируют это результатами соцопросов, которые показывают, что якобы большинство россиян поддерживает Путина. Социология на тему войны и власти в стране, где на 15 лет могут посадить за якобы фейки, это ничто. Другой аргумент массовой поддержки Путина россиянами митинг в Лужниках. На мероприятие в Лужники пришли работники государственных предприятий. И, скорее всего, это не их политическая позиция. Россияне запуганы и дезинформированы пропагандой. То, что происходит, ужасно, мы будем это все десятки лет расхлебывать, но не надо ставить крест на России. Россия после Путина будет жить намного лучше.

Аршак:

Германия проделала путь, на который нам только предстоит ступить. Немцы русских сейчас понимают лучше других европейцев. И я уверен, мы тоже сможем измениться, если, конечно, Путин не начнет ядерную войну и не уничтожит весь мир.

– Я помню, как 24 февраля среди текстов о нападении Путина на Украину потрясенных, возмущенных, испуганных людей в моей ленте появился пост Аршака о свадьбе. Большинство людей поздравляли вас, Полина и Аршак, под постом словами “Любовь победит”. Любовь победит?

Аршак:

Мне долгое время казалось, что любви в России нет. Я думал, что Россия похожа на фильм Андрея Звягинцева “Нелюбовь”. У россиян просто не хватает ресурсов на любовь. Когда я был активистом в России, мне было сложно, неопределенно и тревожно, что казалось, любовь в таких условиях невозможна. Но теперь никто из россиян ни в чем не может быть уверен. Большинству из них скоро нечего будет терять. Сейчас сложно говорить о светлых вещах и внушать надежду. Любовь победит, но наши соотечественники, которые игнорировали проблемы много лет, должны открыть глаза и действовать.

Полина:

Активисты пишут часто, что Родина их не любит. Родина нас любит, но она сейчас в заложниках у Путина. Путин нас не любит, и мы его не любит. И Родина не любит Путина. Он вообще не понимает, что такое Родина. Единственный выход из сегодняшней ситуации – это любовь и милосердие. Сейчас правые активисты пишут гадости о левых и наоборот. В России разрушаются семьи из-за разных взглядов на войну, происходит раскол в нашем обществе. Диалоги, построенные на ненависти, надо прекратить. Я общаюсь сейчас по интернету с людьми, которые воюют за Россию на Донбассе. Я не кричу на них и не обвиняю, я пытаюсь понять, почему они так думают и действуют. Нам надо сейчас проявлять больше понимания и милосердия к друг другу. Любовь победит, и мы еще будем извиняться перед украинцами, платить контрибуцию и помогать восстанавливать Украину.