“Жизнь в России становится все хуже”. Размышления врача-эмигранта

Бывший глава пермского отделения профсоюза “Альянс врачей” (Минюст признал “Альянс врачей” иностранным агентом) Артем Борискин четыре месяца живет в вынужденной эмиграции. Врач не называет место своего пребывания, опасаясь за свою безопасность. Восемь дней он провел в спецприемнике после акции протеста у колонии в Покрове, где находится политзаключенный Алексей Навальный. Летом этого года сотрудник Центра “Э” принес активисту повестку на допрос по делопроизводству по статье 13.15 КоАП РФ “Злоупотребление свободой массовой информации” в медицинский вуз на экзамен по “поликлинической терапии”. В эмиграции Артем Борискин планировал дистанционно помогать “Альянсу врачей”, но понял, что это невозможно после того, как глава профсоюза Анастасия Васильева сообщила о разрыве сотрудничества с ФБК.

Бывший профсоюзный лидер ответил на вопросы Радио Свобода:

– Как вы приняли решение об эмиграции?

– К моменту моего отъезда каток репрессий уже надвигался на регионы. Я понимал, что рано или поздно стану одной из следующих жертв режима. В августе, когда я уже был за пределами России, мне на вайбер писал полицейский и что-то от меня хотел. Он настаивал на разговоре по телефону и не стал сообщать подробности в мессенджере.

– Помните, с какими мыслями вы уезжали?

– Когда я уехал, то думал, что для меня, человека идейного, сесть за свои убеждения ничего не стоит. С другой стороны, я увидел, как в тюрьму сел Навальный, а большинству людей было плевать. После двух митингов в его поддержку ничего не поменялось. Было очевидно, что, если сяду я, какой-то Артем Борискин, всем будет безразлично даже на уровне Перми. Моя жертва ничего не изменит в сознании людей. В тот момент я подумал, что смогу помогать своей стране за ее пределами. Я об этом поговорил с Настей Васильевой. Мне ответили, что все получится, но ситуация сложилась иначе.

– Анастасия Васильева, глава “Альянса врачей”, которую обвиняли в подстрекательстве к нарушению санитарных норм, 16 сентября написала, что разрывает отношения профсоюза со структурами ФБК. Как вы отнеслись к этому заявлению?

– Я до конца не понимаю, что происходит с “Альянсом врачей”. Я предполагаю, что, скорее всего, силовые структуры пригрозили Насте. На Настю легко надавить: она одна растит двоих детей, и, насколько мне известно, у нее есть только родители, а больше положиться не на кого. Я так это себе объясняю, но я понятия не имею, что было на самом деле. К Насте у меня претензий нет: мать всегда выберет безопасность своих детей. К сегодняшнему профсоюзу “Альянс врачей” я никакого отношения не имею.

– Как вы себя чувствуете в эмиграции?

– Мне бы очень сильно хотелось вернуться домой. Но я прекрасно отдаю отчет в том, что с каждым днем в России становится все хуже и хуже. Мы недавно узнали о 40 гигабайтах пыток заключенных, об издевательствах над Навальным, на этой неделе телеканал “Дождь” показал фильм. Я не вижу просвета, потому что подавляющему большинству людей наплевать на происходящее в нашей стране. Видимо, так оно и будете дальше. Я не вижу точки, в которой общество сказало бы: “Вот сейчас ну точно хватит терпеть, мы идем на улицы”. Этого не будет, потому что российское государство умело балансирует на таком уровне, чтобы люди, основная их масса, зарабатывали ровно столько, чтобы не умереть, чтобы они тратили на выживание все свое время, чтобы сил не оставалось думать о политике. Нет у людей ресурсов задуматься, возмутиться и выразить свой протест. Я в эмиграции понюхал свободного воздуха, тут в будний день на центральной площади города люди с утра митингуют против не пойми чего, свободно выражают свое мнение. А у нас нет такого, российским людям нравится думать, что за них все решат, если не противиться власти, то завтра будет в холодильнике не хамон, конечно, но немного докторской колбасы – и так сойдет. Я их отчасти понимаю. Когда я в эмиграции понял, что свободен, то мне стало так плохо, что я впал в депрессию. Я в самом деле думал, что лучше сидеть в спецприемнике, чем быть в свободном мире. Потому что в спецприемнике все за меня решили: подъем, еда, сон – по расписанию. А в эмиграции непонятно, что делать с этой свободой, за которую я боролся и к которой я так рвался. Время прошло, и эти мысли дебильные меня покинули. Но думается мне, есть много русских людей, считающих, что проще и безопаснее жить, если все решения принимают за них. Состояние – лучше в спецприемнике, чем в эмиграции, – возникло, когда я понял, что не смогу помогать своей Родине, находясь в другой стране. Тогда меня начали мучить мысли “видимо, я уехал зря”.

– Как прошли для вас дни в спецприемнике после акции в Покрове?

– Я не убивался в спецприемнике, я много спал, читал, обсуждал с сокамерниками книжки. Возможно, у меня такие хорошие впечатления о первом и единственном опыте пребывания в тюрьме, потому что до этого я много месяцев работал сутками напролет медбратом скорой помощи. Так что спецприемник стал для меня отпуском, где я был свободен и от работы, и от учебы в вузе.

– Сколько вы зарабатывали на должности санитара скорой помощи в Перми?

– Без ковидных доплат 20 тысяч рублей в месяц.

– Вам удается выжить в эмиграции?

– Я перед эмиграцией продал машину, у меня были деньги, и я неплохо провел несколько первых месяцев после эмиграции. Я успел поменять несколько работ, сейчас я работаю в частной клинике врачом общей практики. Я зарабатываю за два дня половину своей медбратской зарплаты в Перми.

– Вы будете просить политического убежища?

– Я не собираюсь просить убежища. Я тут уже легализовался и получил временный вид на жительство по работе. Я могу существовать на деньги, которые зарабатываю себе сам. Меня беспокоит потеря своего окружения. Я не очень коммуникабельный человек, привык общаться со школьными и вузовскими друзьями, и уже забыл, как знакомиться с людьми. Мне приходится здесь заново выстраивать социальные связи, и в новой стране у меня уже появились знакомые.

– Чем кончилась попытка обвинить вас в злоупотреблении свободой массовой информации?

– Я предполагаю, что таким образом глава Отдела по борьбе с экстремизмом в Перми пытался со мной познакомиться. Он мне сначала звонил, а потом пришел на экзамен. Я к полиции так отношусь: если им что-то надо от меня, то пусть меня ищут. Так вот “эшник” заявился на экзамен и, несмотря на недовольство преподавателя, попросил меня подписать повестку. В участке во время разговора “эшники” сказали, что под постами отделения “Альянс врачей” в Перми нет маркировки, что мы иностранные агенты. Но это требование, с моей точки зрения, противоречило закону. “Эшник” сказал, что следующий раз я к нему приду с адвокатом. Следующего раза не было, потому что я вскоре уехал.

– Как вы увлеклись политикой?

– Еще в школе, в интернете, где я до определенного момента только играл в игры, я увидел новость, как какого-то человека убили рядом с Кремлем. Я подумал, как такое может быть в моей стране? Потом я узнал, что этого человека звали Борис Немцов и что он сделал для России. Примерно тогда меня стала интересовать политика. Потом я поступил в университет, устроился работать в реанимацию, где я познакомился с шестикурсником. Он рассказал мне о Навальном и о коррупции. В 2017-м я пошел на первый антикоррупционный митинг. До 2019-го я был в оппозиции, но не очень понимал, как сильно наше государство плюет на нас всех. В 2019-м я узнал об “Альянсе врачей”, и мне захотелось присоединиться к этой организации. Взаимодействуя уже как лидер профсоюза с разными государственными ведомствами, я понял, как им глубоко плевать на медиков, это читалась между строк в их отписках на мои запросы.

– Я читала, что вы отказались от награды, которую давали студентам медицинского университета за работу с больными коронавирусом. Почему вы это сделали?

– Я был старостой потока и попросил студентов, которые работали с ковидными больными, внести себя в таблицу, которую университетский профсоюз готовил для церемонии награждения. Когда я увидел список награждаемых, то понял, что он не соответствует тому, который я подал. Там были только студенты, состоящие в профсоюзе, в том числе я сам, потому что еще на первом курсе, не подумав, написал заявление в этот профсоюз. Я решил, что это очень несправедливо. Например, на смежном потоке на скорой работала девочка, которая не состояла в профсоюзе, и ей награда была не положена. Студентам моего вуза, которые работали в “красных зонах”, – им награду не дали. Я пришел на награждение в надежде сказать об этой несправедливости публично. Когда меня вызвали на сцену и ко мне подошла чиновница здравоохранения Пермского края, я сказал ей, что не возьму награду. Потом я ушел из зала, не дожидаясь окончания церемонии.

– Почему вы решили стать врачом?

– Моя мама работала медсестрой, и много времени в детстве я проводил с ней в больнице. Но мама очень не хотела, чтобы я шел в медицину, можно сказать, она пыталась вызвать у меня отвращение к этой профессии. В 11-м классе наша классная руководительница отдала нам письма, которые мы в первом классе писали себе в будущее. Я написал, что хочу быть врачом, и к окончанию школы не передумал. Я собирался стать анестезиологом-реаниматологом, чтобы спасать людей, но я не успел окончить в России ординатуру из-за эмиграции.

– Что вы думаете о будущем людей, которые отстаивают права человека в России?

– Я думаю, что Путин победил. Скорее всего, ничего в нашей стране не поменяется. Наверное, жители России не готовы к переменам и им нужен царь. Я думаю, что Путин решил, что раз людям нужен царь, то он и будет этим царем, присоединяющим новые земли. Здесь, в эмиграции, я понял, что людей, разделяющих мои ценности, в России очень мало. Если Путин захочет что-нибудь еще к России присоединить, я думаю, основная масса жителей России поддержит его. А несогласные будут возмущаться на кухне, включив погромче воду. Недавно я перечитывал книгу Евгения Замятина “Мы” и думал, что скоро в России будет День Единогласия вместо выборов. Или, как поет рэпер Хаски в песне “7 октября”, “я скольжу как водомерка по улице Кадырова, проспекту Ротенберга”. Возможно, я так пессимистичен, потому что я был вынужден уехать из своей страны, и, наверное, сейчас пытаюсь себя оправдать в своих же глазах. Я в России до последнего был уверен, что “Умное голосование” победит и в Госдуму пройдут новые люди. Но в эмиграции у меня было время подумать, и я пришел к таким печальным выводам. Мне трудно читать новости из России, потому что становится мутно и тошно. Ведь нет разницы, кто президент России. Систему могу поменять только граждане, но граждан, видимо, все устраивает. Они пожалеют, когда в них начнут прилетать репрессии, их будут преследовать за малейшее инакомыслие. Тогда они поймут, что Навальный и его соратники были правы, но будет уже поздно. Поэтому я могу посоветовать молодежи уезжать, пока есть возможность.