“Страх – как температура на улице”. Саратовское “санитарное дело “

Экс-координатор штаба Навального (организация признана экстремистской и запрещена в России) в Саратове Дмитрий Цибирёв обвиняемым по “санитарному делу” из-за январских акций в поддержку Алексея Навального. Обвинение ему предъявили в конце сентября, когда основные фигуранты по этому делу, в том числе Любовь Соболь, Олег Навальный, Кира Ярмыш, Олег Степанов, уже были осуждены, а некоторые из них покинули Россию. После закрытия штабов Дмитрий Цибирёв не прекратил политическую деятельность.

– Обвинение очень странно сформулировано, – говорит 35-летний Дмитрий Цибирёв. – Я цитирую по памяти: “23 января неопределенный круг лиц собрался у памятника Вавилову, далее проследовал шествием до Театральной площади. Произошло массовое скопление людей, что могло привести к ухудшению эпидемиологической обстановки. Исходя из вышеизложенного Цибирёв Дмитрий Александрович признается виновным в этом”.

При этом с конца января по май в Саратовской области в целом и в Саратове в частности наблюдался спад заболеваемости ковидом. Если в день первого митинга – 23 января, в регионе был зарегистрирован 251 случай коронавирусной инфекции, то через две недели – седьмого февраля – таких случаев стало 238, через месяц – 183, а через два – 146.

– В январе в рамках “санитарного дела” из офиса штаба и у меня из дома полицейские изъяли всю технику, – рассказывает Цибирёв. – В мае меня допросили как свидетеля. Потом всё как-то затихло. Только 26 сентября я получил повестку в следственный комитет – обнаружил её у себя в двери. 27 сентября я пришел в СК, пробыл в статусе подозреваемого минут пять. Потом мне предъявили обвинение и взяли подписку о невыезде.

По словам Цибирёва, он ждал чего-то подобного после выборов, понимал, что власть начнёт закручивать гайки, не даст работать.

– У меня есть планы по развитию своего ютуб-канала, есть политические проекты, которые я хотел бы реализовать в Саратове, используя свою основную профессию веб-программиста, – говорит Цибирёв. – Будет обидно уйти из политики и покинуть родной город. Но именно сейчас я, как никогда, близок к тому, чтобы эмигрировать.

Сисадмин, бизнесмен, учитель, активист

Выпускник мехмата саратовского университета, бывший системный администратор в крупной компании, Дмитрий Цибирёв до сих пор как будто не вышел из образа сисадмина: свитер и борода. Ещё десять лет назад его совершенно не интересовала политика.

– У меня была карьера технического специалиста в большой торговой сети: системный администратор, старший системный администратор. Мне даже светила должность технического директора, – вспоминает Цибирёв. – Я сидел в своей серверной, тянул сетку. С деньгами было всё хорошо, купил машину, хорошо, что ипотеку взять не успел. И тут 12-й год, Болотная площадь, протесты. Меня поразили фотографии: в нашей стране такое огромное количество недовольных людей! Почему? У меня же всё хорошо!

Цибирёв погрузился в чтение новостей, узнал про масштабные фальсификации во время выборов в Государственную думу в 2011 году, начал вариться в политической повестке, но участия по-прежнему не принимал. Первым шагом к активной политике стал для Цибирёва собственный бизнес.

– Я был максималистом, когда уходил в свободное плавание. Думал: сейчас-то я у себя в гараже Гугл-то и сделаю! – смеется активист. – Году в 15-м начал заниматься веб-программированием, отрыл своё ИП. Довольно быстро дорос до госконтрактов. Питал иллюзию, что если ты делаешь качественный продукт, то получить госконтракт будет нетрудно. Я находил контракт на несколько сот тысяч рублей, читал документацию и понимал: я могу сделать эту работу, у меня есть люди, ресурсы, умения. При этом я могу хорошо упасть в цене. Но пробиться туда было невозможно: всё заточено под “своих”.

Цибирёв, понимая, что без определённого покровительства не сможет делать что-то по-настоящему серьёзное и интересное, а так и будет всю жизнь клепать интернет-магазины, искал другую точку приложения своих умений.

Занимаясь бизнесом, он параллельно стал преподавать информатику в школе для слабовидящих и слепых детей. И тоже был поражён, насколько образовательная система неповоротлива и не адаптивна даже в специализированных учебных заведениях.

– Школа хорошая, учителя работают там не за деньги, а за интерес, – вспоминает Цибирёв. – Но школьная бюрократия убивает. Взять хотя бы учебники информатики для слабовидящих. Это учебники для общеобразовательных школ, набранные шрифтом Брайля. Руководствуясь рекомендациями министерства просвещения, мы должны были учить работе в графических редакторах незрячих детей. При этом отступать от программы нельзя, использовать учебники, не утвержденные министерством, чревато. Я, конечно, писал стандартные программы, но занимались мы с ребятами по индивидуальному плану. В младших классах осваивали пользование интернетом, поисковиками. Старших я учил программированию, то есть прикладным вещам, которые действительно могут пригодиться.

Дмитрий понял, что в долгую у него работать в школе для слабовидящих не получится – слишком большая административная нагрузка, слишком сложная учительская бюрократия. А желание менять мир к лучшему никуда не делось. Шел 2017-й год. В Саратов с избирательной кампанией приехал Алексей Навальный.

Штабная работа

– Мое желание активно заниматься политикой и открытие штабов Навального совпали, – говорит Цибирёв. – Я увидел в них оппозиционную силу, к которой не стыдно примкнуть.

С первого дня работы саратовского штаба Дмитрий активно волонтёрил – раздавал листовки, газеты, придумывал кричалки, организовывал митинги, участвовал в них.

– Организовать митинг – это не так просто, как думают следователи, – смеётся Цибирёв. – Надо пободаться с администрацией, подавая уведомление, надо найти сцену и звукоусилительное оборудование. А нам, сами понимаете, мало кто его в прокат даёт. Однажды, когда к нам в город в очередной раз приезжал Алексей Навальный, сцену у нас просто увезли полицейские. Потом вернули, но Алексею пришлось выступать на детской горке.

Долгое время активист избегал должности координатора, несмотря на то, что найти руководителя в саратовский штаб с каждым разом оказывалось все труднее – Эльнур Байрамов покинул пост через полгода после открытия штаба, исчезнув с политического горизонта, Михаил Мурыгин продержался год, но погорел на завышенных политических амбициях. С ним расстались, и сейчас он раздаёт интервью телеканалам НТВ и Russia Today. Александр Зыков, заняв пост координатора саратовского штаба в 20 лет, вскоре уехал домой в Кострому. Местный правозащитник Владимр Чарский был исполняющим обязанности координатора четыре месяца, и только в ноябре 2020-го уступил место Дмитрию Цибирёву.

– Считал, что не справлюсь с нагрузкой. Координаторство занимает всё твое время, – объясняет Цибирев, почему так долго шел к этой должности. – Ты живёшь в этом 24 на 7, не отключаясь от повестки ни дома, ни на отдыхе. Так что я решил, что пора, когда понял, что действительно к этому готов. По сравнению со своей основной занятостью я сильно потерял в деньгах. Но на жизнь хватало.

– Многие обвиняют организаторов январских и апрельских митингов в поддержку Алексея Навального в том, что они, находясь за границей, как Леонид Волков, вывели людей на улицы под заведомые штрафы, под полицейские дубинки…

– Мы в Саратове никого не бросали. Помогали всем, кто к нам обращался: собирали деньги на оплату административных штрафов, подавали апелляционные заявления, оказывали юридическую помощь. Но я хочу сказать, что людям надо учиться брать на себя ответственность за свои действия. Никто никого не гнал на митинги палками, не свозил автобусами. Участники митингов рассказывали, что выходили не столько за Алексея, сколько за себя, за свое будущее и против правового беспредела. Надо уметь оценивать риски. Например, меня трижды судили за нарушение установленного порядка организации митинга. Выйди я в четвертый раз – и у меня могла бы быть “дадинская статья” – уголовное дело с максимальным наказанием до пяти лет лишения свободы. Многие мои коллеги из других городов не стали выходить на апрельский митинг, потому что оценили не хотели “уголовку”.

– До 22 января вас ни разу не задерживали?

– Нет. Но я был морально готов к аресту. Задержали меня около штаба. Мы с женой сидели в машине, на парковке рядом со штабом. В штаб заходить не стали – увидели группу полицейских, решили тихо пересидеть. А они увидели мою машину, подошли. И тут же со всех сторон выбежала куча людей в штатском, как в кино. Сказали жене, что доставят в ближайший отдел полиции. Но я оказался в Татищеве (поселок в соседнем с Саратовским районе – РС). Пока мы туда ехали, я чего только не передумал: в окне мелькают город, потом выезд из города, объездная, потом заснеженные поля. А куда меня везут, мне никто не говорит. У меня в голове одна мысль крутится: “Когда евреев в фашистской Германии везли в поездах в лагеря смерти, они думали – “Не убивать же нас везут?”. Я на самом деле думал, что они меня выбросят где-нибудь в чистом поле. Наверное, у меня было очень выразительное лицо в этот момент, потому что полицейские вдруг смягчились и сказали, что мы едем в Татищево.

Ни адвокату Цибирёва, ни жене никто так и не удосужился сообщить о том, где он находится. Хотя он в протоколе указал номер адвоката, а начальнику отдела полиции сообщил номер телефона жены.

На следующий день во Фрунзенском суде Цибирев получил свои двое суток.

– Чем запомнились спецприёмники?

– Да ничем особенным. Маленькая камера, шконка, “пальма” – это второй этаж. Дырка в полу, отгороженная картонкой. Металлический стол, привинченный к полу. Набор литературы весьма специфический. Школьной классики не найти. Зато мне принесли толстенный том “Богатые тоже плачут” по мексиканскому сериалу.

– А соседи по камере не раздражали?

– Нет. Они меня ещё и поддерживали. Обещали прийти в штаб, правда, так никто и не пришел. Обычно в спецприемники попадают “надзорники” и пьянчужки. “Надзорникам”, отбывшим свой срок, положено отмечаться в полиции. Это примерно как подписка о невыезде. Со мной такой сидел в Татищеве. Ему дали 15 суток за то, что уехал на заработки в Москву. В посёлке работы нет, а семью кормить надо. Вот он и уехал. А его там поймали и привезли обратно. В спецприемник.

Под себя всё подмял Володин

После того, как штабы Навального признали экстремистской организацией и распустили, Цибирёв не бросил политику. Несмотря на то, что многие его коллеги по работе структурах, связанных с Алексеем Навальным, выбрали эмиграцию, он остался в Саратове и даже пытался избираться в городскую думу.

– Мне не дали даже открыть счёт, чтобы я смог собирать подписи, – говорит Цибирёв. – Тогда еще не вступил в силу закон, по которому сотрудникам штабов нельзя пять лет избираться. И я надеялся, что мне дадут провести кампанию. И даже, может быть, пропустят в гордуму. Кампанию я вёл примерно три недели, ходил по округу, общался с жителями. Саратов меня приятно удивил. Принято считать, что тут политическое болото. На самом деле люди готовы общаться и протестно голосовать. Поддерживают независимых кандидатов, нормально относятся к Навальному. Но даже если они ему и не доверяют, за меня все равно готовы были отдать свою подпись.

– Но жаловались-то всё равно на текущие крыши?

– А я бы на муниципальном уровне этим бы и занимался – текущими крышами, открытыми люками. Я и сейчас по мере сил стараюсь эти люки закрывать – звоню, оставляю заявки, проверяю, контролирую. Для меня стало сюрпризом, что служба, которая раскапывает яму при ремонте труб, и служба, которая их закапывает – это две разные конторы. И если первая не оставила заявку второй, то яма может простоять раскрытая много-много месяцев, пока кто-нибудь еще заявку не оставит. Так что я звоню, оставляю заявки по каждой раскопанной траншее. На всякий случай.

– Зачем вам нужна была гордума?

– Во-первых, хотелось разбавить монополию “Единой России”, во-вторых, как-то начать влиять на принимаемые решения в городе. Потому что замена труб и новые тротуары – это хорошо, но молодые люди всё равно бегут из Саратова. Здесь нет пространства для самореализации, только несметное количество детских площадок, на которых хорошо только детям и их бабушкам. Нет концертных залов, нет актуальных арт-пространств. Поэтому вся молодежь тусуется в торговых центрах на фудкортах. В Новосибирске, например, такого нет. Там есть, например, есть концертные пространства для непрофессиональных музыкантов с бесплатным оборудованием. Я не идеализирую Новосибирск, но понимаю, что моему городу до него далеко.

Саратов по духу город старый. Его попытки молодиться и благоустроиться выглядят нелепо, как выглядит старикан, пытающийся косить под юнца. И атмосфера больше напоминает середину прошлого века, какой-то совок. При этом культурное наследие, в виде исторической, купеческой застройки, которое могло бы стать фишкой, разрушается. В Саратове под себя всё подмяла “Единая Россия” и конкретно Вячеслав Володин. Здесь не могут развиваться альтернативные политические течения, нет актуальных арт-пространств. Поэтому молодые и талантливые люди уезжают – им здесь скучно. Они уезжают, а город умирает. Я Саратов очень люблю. Даже когда меня звали работать в Москву, я не уехал. Я хочу, чтобы он менялся, становился другим, живым.

Поэтому я хочу заниматься политикой, я хочу влиять на людей, я хочу бороться с их равнодушием, тем более, что у меня, как мне кажется, это неплохо получается.

– Вам не страшно? Вам предъявили обвинение, а на следующий день СК возбудил уголовное дело против Навального, Волкова и Жданова об организации “экстремистского сообщества”, а против Соболь, Албурова, Шаветдинова и “иных лиц” – об участии в нем же. Как и “санитарное дело”, оно тоже может дойти ив регионы.

– Было страшно, когда отравили Алексея Навального. Я как раз тогда волонтерил в Новосибирске, за три дня до отравления пил с ним чай. Потом каждый день выходил на пикеты – до тех пор, пока Алексей не вышел из комы. Бывает страшно, да. Но надо продолжать делать, даже если все кажется безнадежным. Когда ты занимаешься оппозиционной деятельностью, к страху не то, чтобы привыкаешь. Просто он становится фоном. Как температура воздуха, например. Тебе было холодно, а потом вдруг стало ещё холоднее. Но, признаюсь честно, никогда раньше я не думал об эмиграции так часто, как сейчас. И никогда не был к ней так близок, как сейчас. Да, вместе с эмиграцией я потеряю возможность заниматься политикой, как-то влиять на то, что происходит в России и в Саратове. И мне хочется работать именно здесь, в этом городе. Но и становиться политическим заключенным я не хочу.

Исход сторонников Алексея Навального продолжается несколько лет. Из Саратова в 2018-м году уехал волонтер штаба Навального Андрей Копшев – против него возбудили уголовное дело по “дадинской” статье (212.2 – “неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования”). Ему предоставили политическое убежище в США.

В том же году из страны уехали волонтеры ставропольского штаба Навального Алексей Мужецкий (в США) и Пётр Истомин (просил политического убежища в Швеции), сочинские активисты Дмитрий Титков (так же уехал в Финляндию) и Константин Зыков (ему предоставили политическое убежище в Стокгольме).

В этом году из России уехали бывший координатор движения “Протестный Кузбасс” Лев Гяммер, псковский экс-глава штаба Навального Алексей Дорожкин.

Покинули страну бывший волонтер архангельского штаба Навального Дмитрий Батуро и экс-глава штаба Навального в Калининграде Мария Петухова.