“Черный ящик” для оппозиции. Как могли вбрасывать электронные бюллетени

Независимые наблюдатели за дистанционным электронным голосованием в Москве утверждают, что им удалось раскрыть схему фальсификации результатов выборов, оставившую без думских мандатов всех кандидатов “умного голосования”.

Всю неделю, прошедшую с момента окончания выборов в России, в СМИ и социальных сетях не прекращаются споры о роли, которую сыграло в определении победителей дистанционное электронное голосование (ДЭГ). Речь прежде всего идет о Москве, где после обнародования результатов ДЭГ все оппозиционные кандидаты, поддержанные “умным голосованием” Алексея Навального, потерпели поражение, хотя по итогам голосования на офлайновых участках многие из них лидировали.

Версий причин внезапного “переворота” результатов в московских округах, где до последнего момента лидировали Михаил Лобанов, Анастасия Брюханова и другие оппозиционеры, выдвигалось много. Один из апологетов ДЭГ, председатель общественного штаба по наблюдению за выборами в Москве и главный редактор “Эха Москвы” Алексей Венедиктов настаивает на абсолютной честности дистанционного голосования и оправдывает выигрыш административных кандидатов “казусом Трампа” на последних президентских выборах в США, когда избиратели Демократической партии по призыву Джо Байдена гораздо чаще голосовали по почте, чем на участках, поскольку именно к этому призывал их кандидат. Оппоненты Венедиктова ставят ему в упрек долгую публикацию итогов ДЭГ и нестыковки в распределении голосов. Масла в огонь подлило и интервью в “Новой газете” одного из наблюдателей за электронным голосованием, который рассказал о похожих на сотрудников ФСБ странных людях в “электронной” участковой избирательной комиссии и внезапном отключении наблюдателям доступа к системе выборов после начала подсчета голосов.

В среду Анастасия Брюханова, проигравшая по итогам электронного голосования поддержанной мэрией Галине Хованской, опубликовала видео, в котором утверждается: ее штабу удалось доказать фальсификации в процессе ДЭГ, изучив доступные на сайте “Госуслуг” данные о ходе голосования. По мнению Брюхановой, речь идет о “вбросах в электронную урну”, которые можно доказать простым фактом: в определенный промежуток времени вечером в воскресенье число голосов, поданных за административных кандидатов, стало аномально расти, а уровень поддержки остальных кандидатов остался на неизменном уровне. В штабе Брюхановой попытались объяснить это с помощью графиков, на которых, по ее словам, даже виден “перерыв на обед” – короткий период времени днем в воскресенье, кода вбросы за согласованных с властями кандидатов неожиданно прекратились.

К этому исследованию у независимых экспертов, которые по-прежнему не пришли к единому мнению о честности результатов ДЭГ, возникло несколько вопросов (1, 2, 3), но в целом они сочли его как минимум заслуживающим внимания. Одним из авторов исследования стал муниципальный депутат московского района “Раменки” Максим Гонгальский.

Радио Свобода попросило Гонгальского подробнее рассказать о том, почему результаты дистанционного электронного голосования кажутся ему сфальсифицированными, а также оценить саму идею выборов через интернет, которая вскоре может быть распространена на еще большее число российских регионов.

– Откуда были получены данные, которые вы опубликовали, а главное, что это за данные на графиках, которые вы опубликовали? Это голоса, поданные за кандидатов, это интенсивность голосования?

– Графики показывают процент голосов за конкретного кандидата в определенный промежуток времени. Например, 30 минут. Мы отсчитываем 30 минут и смотрим все голоса, поданные за эти 30 минут, затем смотрим, какой процент набрал тот или иной кандидат. Грубо говоря, можно считать, что мы каждые 30 минут проводим новые выборы, каждые 30 минут мы подводим итоги этих выборов, и получаем в каждый момент такие вот числа. Дальше мы смотрим, как результаты голосования меняются с течением времени. Если выборы честные, безусловно, разное количество людей голосует в разное время. Понятно, что днем в пятницу голосует больше, чем в субботу ночью, но процент [голосов за того или иного кандидата] должен быть примерно одинаковый. А здесь мы видим, что это совсем не так: в начале голоса за административных кандидатов были, скажем так, средне завышены, потом в воскресенье возникает момент, когда они скачкообразно подскакивают в полтора раза и так же скачкообразно падают вниз. И есть третий этап, когда, как мы считаем, фальсификаторы уже выполнили поставленную задачу и перестали вмешиваться в ход выборов. На этом этапе мы видим относительно честное голосование, которое так или иначе отражает истинную волю избирателей. Этот вот последний участок в воскресенье примерно с 14:30 до 20 часов, до закрытия участков, мы использовали для того, чтобы “очистить” результаты электронного голосования от этих вбросов и таким образом определить – примерно, конечно, но все-таки достаточно достоверно – проценты, которые реально кандидаты получили на электронном голосовании.

– То есть фактически вы сделали математическую модель – экстраполировали результаты последних нескольких часов на все дни электронного голосования. Я правильно понимаю?

– По сути, да.

– Откуда были получены эти данные? Мы читали интервью одного из наблюдателей “Новой газете”, где он рассказал, как осуществлялось электронное наблюдение за электронным голосованием. Он говорил о “трансляции” блокчейна, которая была доступна для наблюдателей. О ней ли идет речь, из нее ли получены ваши данные?

– Да, это абсолютно те же самые данные, они опубликованы на сайте mos.ru. И там есть так называемый SQL dump, то есть уже расшифрованный файл, который содержит информацию обо всех полученных бюллетенях. Блокчейн состоит из блоков, каждый такой блок содержит информацию, в том числе, о времени голосования и о том, за кого, собственно, был отдан этот бюллетень. Так же работают КОИБы – они тоже фиксируют время и за кого поставлена галочка. Это такой, можно сказать, электронный КОИБ, который работает в открытом режиме, вся эта информация нам доступна. Из этой базы данных мы выделили, сгруппировали по каким-то временным интервалам и построили эти графики.

– В интернете можно найти и другие графики. Я вижу, в частности, что Алексей Касьян опубликовал график, на котором видно, что и у других кандидатов, включая Брюханову в 198-м округе, тоже был всплеск в воскресенье – во время того, что вы называете “фазой быстрых вбросов”.

– Тут может быть небольшая путаница. Многие сейчас публикуют графики о количестве голосов, то есть сколько человек проголосовало в конкретный промежуток. И там, действительно, могут быть такие синхронные всплески у всех кандидатов, связанные с разными факторами, например, с работоспособностью системы. Но эти всплески должны быть синхронны для всех кандидатов. Чтобы от этого фактора избавиться, мы специально построили график не на основе количества голосов, а на основе процента голосов за того или иного кандидата. В такой системе координат получается, что аномалии наблюдаются только для административных кандидатов, и они гораздо лучше видны.

– На этих альтернативных, назовем их так, графиках, действительно видна синхронность – и в том, что касается утра пятницы, и в том, что касается воскресенья. Что могло быть причиной всплеска именно в интенсивности голосования в воскресенье, всплеска, при котором, как вы утверждаете, за административного кандидата, то есть за Хованскую в вашем случае, было подано гораздо больше голосов, чем за Брюханову?

– Мне сложно сказать, не видя конкретных графиков, но я не наблюдал каких-то мощных аномалий по явке. Понятно, что в пятницу голосует больше людей, чем в субботу. Я сам голосовал электронно, и мне приходила СМС с оповещением, что открылось электронное голосование. Понятно, что люди в момент, когда им приходит оповещение, усиленно идут голосовать, но эта информация доходит до всех избирателей, и избирателей Хованской, и избирателей Брюхановой, и Литвинович, всех. То есть понятно, что общие цифры подскакивают, но проценты остаются такими же. А вот когда внезапно повышается процент за одного кандидата – это уже неестественная ситуация, и ее уже нельзя объяснить какими-то физическими факторами, тут возможно только какое-то вмешательство.

– Еще один аналитик, Борис Овчинников, выразил сомнения в комментариях к вашему посту в фейсбуке в том, что в пятницу утром были некие “медленные вбросы”. Он предполагает, что это действительно могли быть реальные бюджетники, которые просто ждали, когда откроется голосование, чтобы быстрее “отделаться” от своей “повинности”. Вы такую версию рассматривали?

– Да, здесь все не так наглядно и очевидно, как с “быстрыми вбросами”, но я все-таки настаиваю на том, что это тоже фальсификации, тоже вбросы, просто более хитрые, заранее рассчитанные. Потому что паттерн у этих вбросов абсолютно одинаковый у всех 15 кандидатов в 15 округах, и кандидатов в Мосгордуму, и кандидатов в Госдуму, кривая абсолютно одна и та же. Такого быть не может, потому что даже административные кандидаты все-таки разные. Есть кандидаты от “Единой России”, есть не от “Единой России”. И административный ресурс тоже работает по-разному. Что еще важно: прямо в 8 утра там тоже есть пик, то есть люди прямо бешено начинают голосовать сразу после открытия избирательных участков. Это тоже неестественно. Этот пик – с точностью до пяти минут. То есть, условно говоря, в 8:02 проголосовало сильно больше людей, чем в 8:15. Это неестественно, даже если предположить, что есть какая-то массовая агитация и какое-то добровольно-принудительное голосование бюджетников. Все равно будет какая-то задержка.

Если вы возьмете сотрудника “Жилищника” и будете заставлять его голосовать, то как минимум какое-то время нужно для того, чтобы разобраться в этой системе, зайти, нажать кнопку. А здесь получается, что он проголосовал прямо в 8 утра, при открытии участков. Поэтому все эти графики одинаковые и все они выглядят неестественно. Поэтому я настаиваю на том, что это именно “медленные фальсификации”. Понятно, что фальсификаторы тоже не дураки, и они пытались скрыть свои действия и “размазать” голоса, имитируя “случайный” процент, чтобы это не было заметно. Поначалу так и было. Наверное, мы бы ничего и не заметили, но к воскресенью они поняли, что им не хватает той мощности, которую они заложили, и тогда они уже стали грубо это делать, просто импульсами.

– Давайте вернемся к отключению “ноды наблюдателя”, к тому факту, который описан в “Новой газете”: что ФСБ предположительно отключила доступ наблюдателям после окончания голосования. Было много разговоров о том, что это свидетельствует об использовании функции переголосования для фальсификаций. Получается, что по голосам, поданным еще до этого отключения, кандидаты “Умного голосования” все равно уже проигрывали, и переголосование тут, в общем, ничего не меняло. Правильно я понимаю?

– Да, мне кажется, именно так. Тема с переголосованием – это сложный момент, и там, действительно, есть технические вопросы, там есть какая-то отдельная база данных, которая непонятно как согласуется с этим блокчейном. То есть блокчейн, который выложен, не содержит напрямую данных о том, какие бюллетени являются переголосованием. Поэтому фокус общественного внимания попал именно на переголосование. Но я думаю, что там, действительно, может быть, имели место какие-то технические сложности, я не думаю, что переголосование использовалось для фальсификаций. Все оказалось гораздо проще: если можно просто вбросить, зачем фальсифицировать? Что касается доступа к наблюдательской ноде, опять же я не думаю, что это критический момент. Я думаю, что все было сделано в режиме онлайн и не было смысла что-то скрывать. Но в целом вызывает подозрение какая-то общая нервозность и то, что Илья Сухоруков описывал “Новой газете”. Какое-то постоянное недоверие, потому что, когда они понимали, что есть человек, который что-то понимает в этой системе, они напрягались гораздо сильнее и выгнали их, как только начался подсчет.

– Расскажите чуть подробнее о “казусе Рыжкова”, как вы это называете. Что это такое? Означает ли это, что за Рыжкова тоже вбрасывались электронные голоса, и если да, то почему? В этом же округе был кандидат от “Единой России” Екатерина Раззакова.

– Да, казус Рыжкова очень интересный. Если мы посмотрим на графики, то получится, что “медленные” накрутки, которые шли в пятницу и в субботу, они наблюдаются в голосовании за Раззакову. Но масштабные воскресные вбросы уже идут за Владимира Рыжкова. Почему так происходит – мне сложно сказать. У нас есть несколько версий. Первая версия, что, может быть, это какие-то два разных участника вбросов, которые не скоординировались. Другая версия, что сначала этот ресурс был сфокусирован на Раззакову, а потом, видимо, кто-то что-то посмотрел, наверх дали какие-то сводки, и просто обнаружили, что не за того вбрасывали, подумали, что надо вбрасывать, как везде, за “Единую Россию”, а им объяснили, что “здесь Рыжков у нас”, в этом округе.

– Или потому, что увидели, что по итогам офлайнового голосования на земле Раззакова никуда не попадает, и на ДЭГ на нее придется вбрасывать слишком много?

– Нет, я не думаю. Потому что на остальных участках вбросили столько, сколько надо. Я думаю, что задержка с опубликованием официальных итогов электронного голосования связана с тем, что они хотели убедиться, хватит ли на всех уже вброшенных голосов. И если посмотреть, допустим, на Кунцевский округ – там Лобанов выигрывал гораздо больше, и его все равно перекрыли. То есть проблемы накидать электронных голосов у них не было. Я думаю, что здесь просто разные части системы не поняли поставленную перед ними задачу.

– Давайте поговорим о другом моменте, который не менее, а может быть, в чем-то и более важен. Понятно ли вам, как именно были устроены эти вбросы? С людей собирали логины и пароли, как на том видео голосования за граждан самопровозглашенной “ЛНР”? Или как-то еще, например, через дырку в Мос.ру, как это было на праймериз “Единой России”? Как это могло быть устроено?

– Мне сложно говорить определенно, потому что я не очень погружен в технические аспекты. Это довольно сложные технологии. Но я думаю, что собрать аккаунты с реальных людей (а их довольно много, по нашим оценкам, около 300 тысяч), собрать у них логины, пароли, на 300 тысяч человек провернуть такую историю довольно сложно, чтобы информация об этом не утекла. Мы знаем отдельные такие случаи, но вряд ли это говорит о таком масштабе. Поэтому я думаю, что, скорее всего, был какой-то хакинг. Может быть, какие-то ключи или какие-то алгоритмы утекли, были кому-то известны изначально, и просто генерировалась какая-то база ключей и какие-то фейковые запросы. Они могут быть даже не привязаны к порталу “Госуслуг”, а могут быть привязаны, сложно сказать, но я думаю, тут схема абсолютно программная, здесь вряд ли есть какое-либо вообще участие реальных людей, то есть даже передача логинов и паролей.

– По той трансляции блокчейна, которая была все эти дни, можно посмотреть конкретный зашифрованный голос, расшифровать его и увидеть, кто и за кого его подал, и как-то проверить это в офлайне?

– Ну, кто – это нельзя посмотреть, потому что все транзакции зашифрованы и там нет персональных данных. Но да, вся остальная информация доступна. Эту информацию, собственно, мы и проанализировали.

– Но это не исключает того, что на каком-то конечном этапе все равно произошла подмена? Я хочу сказать, что, как ни крути, все эти доказательства, все эти графики, которые публикуются всю эту неделю, они все же, если строго подходить, являются косвенными доказательствами. В ответ на них всегда можно заявить, как это, например, делает Венедиктов, что “ну вот так они голосуют”, не знаю, начать какую-то демагогию. Можно ли вообще теоретически раздобыть какое-то прямое, неопровержимое, техническое, что называется, доказательство того, что электронные выборы были сфальсифицированы?

– Это довольно сложно. Вся система достаточно закрытая, не просто так ее называют “черным ящиком”. И оператор этой системы, по сути, органы исполнительной власти, которые в определенном результате заинтересованы напрямую. Поэтому здесь будет сложно доказать фальсификации именно юридически, если мы говорим о каких-то железобетонных доказательствах, которые принести в суд. Кто знает, может быть, что-то еще и найдем. Честно говоря, никто не ожидал, что этой системой так грубо и нагло воспользуются для переворачивания результатов выборов. Но сейчас все изучают, что и как.

– В целом, если мы говорим о некой условной, как любят говорить сторонники Алексея Навального, “прекрасной России будущего”, должно ли в ней оставаться в какой-то форме электронное голосование? Или этот инструмент вам кажется просто неподходящим для избирательных процедур?

– Честно говоря, мне кажется неподходящим. Потому что я не понимаю, как одновременно соблюсти тайну голосования и защититься от, по сути, такого рода вбросов. У нас сейчас, понятно, доверия нет никакого, потому что мы много раз видели, как организаторы выборов сами же их фальсифицируют, но даже если полагаться на честность кого-то из организаторов, очень сложно это проконтролировать. Можно убедиться, действительно, что есть блокчейн и что там есть голоса, можно убедиться, что ваш личный голос честно посчитан. Но вы ничего не знаете про все остальные блоки в этом блокчейне, стоят ли за ними какие-то реальные люди, и как это проверить. Офлайн-участки хороши тем, что вы приходите туда как наблюдатель и вы видите живых людей, они приходят, они показывают паспорт, бросают бюллетень, и у вас, в общем, нет сомнений, что это настоящие люди. В онлайне вы видите просто какой-то файл, и не очень понятно, откуда он берется. Поэтому я, честно говоря, противник сохранения электронного голосования как такового, – говорит Максим Гонгальский.

Алексей Венедиктов, напротив, в своих интервью выражает надежду на более широкое распространение практики электронного голосования на следующих выборах. В четверг возглавляемый им Общественный штаб по наблюдению за выборами в Москве выпустил заявление, в котором говорится об отсутствии следов взлома и вбросов в ДЭГ. Венедиктов подкрепил это заявление графиком штаба, в котором показана динамика распределения голосов в 198-м округе в течение трех дней голосования.

В ответ на это Анастасия Брюханова написала в твиттере, что, напротив, считает этот график подтверждением своей правоты, поскольку на нем, как и на графиках ее штаба, видны те же аномалии: вбросы и “перерыв на обед”.

Всего кандидаты “Умного голосования” до подсчета поданных в электронном виде голосов лидировали в восьми из 15 избирательных округов Москвы. По итогам ДЭГ все они проиграли кандидатам от власти. Алексей Венедиктов в среду пообещал провести пересчёт голосов, однако впоследствии уточнил, что речь пойдёт только о “сверке”, которая – как уточнили в избиркоме – не будет иметь юридической силы.

В четверг еще один оппозиционный кандидат на прошедших выборах, Марина Литвинович, объявила о создании “Коалиционного комитета за отмену дистанционного электронного голосования”. Целью комитета декларируются отмена результатов ДЭГ, отмена использования электронного голосования на предстоящих выборах и борьба с “иными методами фальсификации выборов”. Для их достижения предлагается организовать общероссийскую акцию протеста против итогов выборов в Госдуму, подать иски в суд и подготовить законопроект о запрете систем электронного голосования на выборах всех уровней.