“Мы обязательно вернёмся”. Размышления нового политэмигранта

Сторонник Навального из Архангельской области Дмитрий Батуро эмигрировал в Европу. Он уехал, потому что опасался возможного преследования по “дадинской статье”. Сейчас активист находится в Польше по рабочей визе и планирует просить политического убежища. Дмитрий Батуро участвует в деятельности оппозиции с 2010 года. В интервью Радио Свобода 28-летний активист рассказал, что его не один раз били сотрудники полиции, и объяснил, почему не считает эмиграцию трагедией и как собирается поддерживать оппозиционное движение в России.

– Перед январскими митингами я вернулся в Россию из Польши, где работал в строительной сфере почти весь 2020 год, я занимаюсь утеплением крыш. У меня российское гражданство, в Европе до прошлого года я никогда не был. Я родился и вырос в посёлке Североонежск Архангельской области. За пару дней до митинга 23 января в поддержку Навального в дверь дома моих родителей в Североонежске постучали полицейские. Они сказали, что я должен пройти тест на коронавирус. Я ответил, что у меня есть еще два дня в соответствии с законодательством. Полицейские настаивали, мол, они обязаны взять с меня объяснение, почему я до сих пор не сдал тест. Сначала меня доставили в поселковое отделение полиции, потом повезли в полицию Плесецкого района. Там я выяснил, что настоящей причиной моего задержания стало подозрение в организации митинга 23 января в поддержку Навального по всей стране. В отделе полиции я ждал, пока на меня из московского Центра “Э” придет бумага. Когда бумага пришла, меня задержали на двое суток. После этого суд приговорил меня к 20 тысячам штрафа за якобы организацию митингов в поддержку Навального. После задержания в отделе полиции у меня начались жуткие головные боли, а на следующий день после суда появились панические атаки: я задыхался и почти не мог спать. В целом такое состояние продолжалось два месяца. После суда я поехал в Архангельск на апелляцию. За день до митинга 31 января в этом городе меня задержали вновь в офисе партии “Яблоко”. Я пришел туда в гости к товарищу. Ко мне на лестничной клетке здания, где находится “Яблоко”, подошел человек в гражданском. Он представился оперативником уголовного розыска и сообщил, что у них есть на меня ориентировка, поэтому я должен пройти с ними. Я сказал, что не поеду никуда, пока мне не покажут ориентировку, и вернулся в офис “Яблока”. Через некоторое время ко мне подошли два человека в гражданском, один из них начал “бычить”: “Че за дела, поехали с нами. Че ты выкладываешь личные данные полицейских?”.

– Вы поняли, что этот человек имел в виду?

– Я в “ТикТок” разместил видео моего пикета около 2-го оперативного полка ГУ МВД по Москве. В 2019 году я стоял с плакатом, требуя выдать силовика, который ударил участницу митинга против недопуска независимых кандидатов в Мосгордуму Дарью Сосновскую. Предполагаю, что человек в гражданском имел в виду это событие. Я объяснил ему, что без предъявления законных оснований для задержания никуда не поеду. Затем приехали полицейские в форме и сказали, что задерживают меня, потому что подозревают в призывах к митингу 31 января. Мне стало плохо, я вызвал скорую. За сутки до задержания я уже обращался к врачу. В день задержания мне нужно было сдать анализы и получить направление к неврологу. Скорая сказала, что моему здоровью ничего не угрожает и отдала меня полиции. В отделе полиции Архангельска меня встретил майор Огорелков, с которым мы познакомились в 2018 году, когда я в людных местах читал рэп. Я его сочинил сам, вдохновленный участниками митингов за честные выборы в 2011-2012 годах. В 2018 году меня задержал этот же самый майор Огорелков. Меня за рэп попытались привлечь, но материалы, которые они в 2018 году передали в суд, были с ошибками, и суд их вернул. Майор сказал, что он хочет, чтобы я уехал из его города. Моего защитника ждать не стали, меня закрыли на ночь до суда. Суд признал меня виновным снова по части 2 статьи 20.2 КоАП в организации митинга в поддержку Навального в Архангельске. Доказательством моей вины, по версии полиции, стала выложенная в моем аккаунте песня о протесте и хэштег “#31 января”. Суд отправил меня в ИВС на 8 суток. У меня были высокая температура и панические атаки, но меня не отпустили из ИВС, тогда я объявил сухую голодовку. Ко мне в камеру пришел местный фельдшер, и меня выпустили на свободу под явку “до выздоровления”. На воле я пошел к неврологу, он диагностировал у меня серьезное заболевание и назначил лечение. Мое состояние здоровья не улучшилось, несмотря на лечение. 14 февраля я вышел на акцию с фонариками и нарисовал сердечко на снегу. Когда я рисовал сердечко, снова приехал майор Огорелков на белой газели и сказал, что я не отбыл свой срок и меня уже объявили в розыск. Я объяснил, что продолжаю лечение, но меня отправили в ИВС, хотя я показал документы о прохождении лечения. В камере я требовал освобождения, не ел и не пил 7 суток, мне несколько раз вызывали скорую. Врачи скорой, приехавшие в ИВС, зафиксировали тахикардию, низкое давление и температуру 38, но после странного звонка начальству медики отказались меня госпитализировать.

– В какой момент вы решились эмигрировать?

– Я и так собирался в Польшу на работу. Но, когда я узнал, что объявляют весенний митинг, то понял, что могу стать обвиняемым по “дадинской статье”. Я попал в список по “санитарному делу”, о нем узнали, когда допрашивали Любовь Соболь. Кроме того, в отделе полиции после задержания перед митингом 31 января ко мне приходил оперативник уголовного розыска. Он спросил, могу ли я удалить видео, размещённое на моем канале и выпустить опровержение. Оперативник обещал меня освободить, если я это сделаю. Я сказал, что видео удалить могу, но опровергать не буду. На этом странный разговор был закончен, оперативник ушёл со словами “сейчас пообщаюсь с полицейскими”. У меня создалось впечатление, что сотрудник уголовного розыска беседовал со мной не просто так, хотя официальных обвинений по уголовному делу мне не предъявляли. После того, как я узнал о весеннем митинге в поддержку Навального, я предположил, что меня могут в третий раз осудить по “митинговой” статье. Я понял, что нужно прямо сейчас уезжать из России. И не ошибся. Когда я выезжал из Москвы, мне позвонила мама и сказала, к ней приходили полицейские, они искали меня.

– Вы собираетесь в Польше просить политического убежища?

– На момент отъезда у меня была рабочая визу в Польшу. Я могу год находиться в этой стране на легальном основании. Так что есть время обдумать, что делать дальше. Я решение пока не принял, возможно, я попрошу политического убежища в Польше или в другой европейской стране. Но не исключено, что вернусь в Россию.

– Преследовали ли вас за политические взгляды до января этого года?

– Неоднократно, два раза задержания закончились побоями. В 2018 я переехал из Архангельска Москву и стал активистом “Бессрочного протеста”. Во время одной из акций, когда мы хлопали в ладоши на Тверской, нас загрузили в автозак и повезли. За нами на велосипеде ехал парень и снимал автозак на телефон. Силовики остановили автозак и задержали парня. Когда дверь открыли, я спросил полицейского, задержан ли я. Когда он в очередной раз ничего не ответил, я сказал, что, видимо, могу идти, и сделал шаг в сторону выхода. Полицейский ударил меня коленом в печень. Меня увезли на скорой в больницу, там диагностировали травматический острый панкреатит. Я провел в больнице неделю. Второй раз меня избили, когда я стоял в пикете около здания 2-го оперативного полка ГУ МВД по Москве и требовал наказать полицейского, ударившего в живот участницу митинга против недопуска независимых кандидатов в Мосгордуму Дарью Сосновскую. 8 полицейских приехали задерживать меня. Они привезли меня в отделение, потребовали выдать им мои документы и телефон. Когда я отказался, потому что не было протокола о задержании, они меня вшестером повалили на пол, выкрутили руки и ноги. Один из полицейских меня душил. Продолжая душить и держать за руки и за ноги, меня отнесли в камеру и бросили на бетонный пол. Мне стало очень плохо, вызвали скорую и она меня забрала из отделения полиции благодаря настойчивости врачей. Полчаса полиция не отпускала меня в больницу, требуя чтобы я подписал обязательство о явке. Врачи сказали, что не могут больше ждать, потому что у них еще много вызовов и тогда мне удалось уехать на скорой. В больнице зафиксировали синяки, ссадины и побои. Делами по обоим эпизодам избиения занимался Комитет против пыток. Первое дело сейчас находится в ЕСПЧ. Дело по второму эпизоду насилия зависло пока. В России в ответ на жалобы от всех силовых структур мы получали отписки. В одной их них было написано, мол, я – человек оппозиционно настроенных взглядов, поэтому целью моих исков может быть дискредитация полиции. В расследовании нападения на меня сотрудниками полиции нам отказали.

– Как вы себя сейчас чувствуете?

– Сейчас нет проблем со здоровьем, панические атаки прошли. Я очень нервничал перед пересечением границы. Я опасался, что не смогу уехать. В Польше я, конечно, испытал облегчение, мне больше не надо было беспокоиться о моей безопасности. Я понимаю, что могу не вернуться в ближайшие годы в Россию. И это нагоняет грусть. Особенно то, что я не знаю, когда увижу своих родных. Из-за задержаний я так и не смог с ними провести время. Но в целом настрой у меня боевой, и я буду продолжать борьбу с этим режимом за прекрасную Россию будущего. У меня есть относительно популярный канал в “ТикТок”, телеграмм и YouTube каналы, я поддерживаю связь со многими неравнодушыми людьми в России.

– В Россию когда-либо планируете вернуться?

– Приеду, когда сменится власть, или, возможно, если я посчитаю, что откладывать больше нельзя и надо поддержать своих товарищей.

– Вам нравится Польша?

– Первый раз в приехал в Польшу в 2020 году. Здесь люди живут и работают в свое удовольствие, получают хорошие зарплаты, вокруг все развивается, все чисто и красиво. Меня это не устает удивлять: ведь мы когда-то были одной страной. Я не понимаю, почему мы так не можем, мы такие же люди с головой на плечах. Мы – один из самых талантливых народов, наша страна богата природными ресурсами и человеческим потенциалом. Я считаю, наша проблема – в людях, которые стоят во главе государства, грабят народ и держатся на своих местах только за счет страха.

– Как вы стали его участником протестного движения?

– Я в юности смотрел телевизор, где говорили, что в России все хорошо. Из окна моей хрущевки я видел маленький поселок посреди тайги, жизнь в нем совсем не была похожа на картинку в телевизоре. Наверное, поэтому я начал заниматься политикой. В 2011-2012 годах я помогал организовывать митинги за честные выборы, участвовал в “Бессрочном протесте”, работал волонтёром и координатором в нескольких избирательных кампаниях, выходил на пикеты.

– Как, по вашему мнению, за 10 лет изменилась оппозиция?

– Мы стали умнее и знаем, чего ждать от власти. Мы хорошо изучили соперника, и если в 2011 году оппозиционные движения были спонтанными, то к 2021 году структуры некоторых протестных движений стали более организованными. Власть держит первенство на телевидении, но в открытой конкуренции, в интернете, гражданское общество побеждает. По моему мнению, власть не пользуется популярностью среди молодежи и теряет поддержку людей старшего возраста. Это дает возможность позитивно смотреть в будущее. Отношение власти к оппозиции стало более яростным. Всех “тащить и не пущать” – так режим сейчас действует. Власть перешла к откровенным и массовым репрессиям, людей с независимыми взглядами сажают, ломают им жизни. Наверное, то, что происходит сейчас, можно назвать террором. По моему мнению, в России сейчас фашистский режим. Некоторым таким слова могут показаться чрезмерно резкими, но надо называть вещи своими именами. На мой взгляд, режим культивирует ненависть по национальному признаку. В телевизоре европейцы – это геи, украинцы – бандеровцы, американцы хотят нас уничтожить. По моему мнению, телевизионная пропаганда создает стереотипные, не соответствующие действительности образы представителей разных народов. Культивируется ненависть по социальному признаку к людям оппозиционных взглядов. Построены полицейское государство и монополии. Что это, если не фашизм? Я очень надеюсь, что Россия не закончит как фашистская Германия и что гражданскому обществу удастся побороть репрессивную машину. Если даже кому-то, как мне, придётся эмигрировать, это не трагедия. Мы обязательно вернёмся в свой дом. Я действительно считаю, что в наше время благодаря интернету – эмиграция это не конец. И нам обязательно удастся победить, потому что здравый смысл всегда побеждает, и Россия будет счастливой.