“Живи он, Россия не была бы там, где сейчас”. Литва и Сахаров

В пятницу исполняется сто лет со дня рождения ученого, общественного деятеля, диссидента и правозащитника, академика Андрея Сахарова. В то время как в Москве власти “не согласовали“ проведение посвященной ему выставки, в Вильнюсе к 100-летию Сахарова подобная выставка была организована. Кроме того, в столице Литвы прошла посвященная ему представительная международная конференция. В биографии Сахарова Литва и Вильнюс занимали особое место, потому что здесь он находился в особый момент своей жизни.

11 декабря 1975 года речь Андрея Сахарова, удостоенного Нобелевской премии мира, огласила в Осло его супруга Елена Боннэр. Самого ученого советские власти даже по такому исключительному случаю из страны не выпустили. Но лауреат не остался дома, а выбрал другое, очень для себя естественное решение. Он отправился в Вильнюс, где проходил суд над его соратником, правозащитником Сергеем Ковалевым, чтобы поддержать друга. Впрочем, дальше фойе здания Вильнюсского суда Сахарова не пустили спецслужбы. Однако тот приезд и общение с литовскими диссидентами имели огромное значение.

“Когда наступил день вручения Сахарову Нобелевской премии мира, – вспоминает журналист и правозащитник Эйтан Финкельштейн, живший тогда в Вильнюсе, – мы собрались у меня на квартире, поздравляли его, желали успехов. Народу было много, по радио все слушали выступление в Осло Елены Георгиевны. Это событие целую неделю было в центре внимания мировых СМИ, как и Вильнюс, где тогда находился Сахаров. Благодаря этому многие люди на Западе поняли, что Литва – это отдельный отряд сопротивления советскому режиму.

Конечно, сопротивление литовцев советской власти началось сразу после оккупации и в сущности никогда не прекращалось. Но к 70-м годам в литовском обществе царил пессимизм: казалось, надежы на возрождение национальной идентичности, прав католической церкви, литовской культуры уже не оставалось. Но вот приезжает главный правозащитник страны Андрей Сахаров. У здания суда в Вильнюсе собираются десятки людей, сотни просто прохаживаются по проспекту в надежде увидеть знаменитого московского гостя, а тысячи людей прильнули к радиоприемникам – послушать, что об этом процессе передают зарубежные радиостанции. Визит Сахарова способствовал объединению литовских диссидентов, без этого потом было бы невозможно создать местную Хельсинкскую группу. Все это в конечном счете принесло плоды, которыми сегодня пользуются граждане независимой Литвы”.

“Часто слышу, – отметил один из создателей литовской Хельсинкской группы, поэт Томас Венцлова, – что Литва освободилась сама, в одиночку, и при этом освободила остальных. Нет, в одиночку отделиться тогда от СССР было невозможно. Да, Литва явилась важным катализатором, но процесс осуществлялся общими силами. Огромную роль сыграла поддержка Литвы российскими диссидентами: Ковалевым, Алексеевой, Сахаровым”. Последнего Венцлова сравнивает с Линкольном и Ганди.

Поэт уверен: сейчас бы Сахаров действовал так же решительно, как и в СССР. Впрочем, вопросом о том, что сделал или сказал бы сегодня тот или иной из моральных авторитетов прошлого, нынче задаются самые разные люди. Андрей Сахаров – один из таких авторитетов.

“Люди задаются этим вопросом, – считает российский правозащитник, сопредседатель Московской Хельсинкской группы Вячеслав Бахмин, – в надежде, что такие личности могли бы предложить некий замечательный путь, который мы почему-то не видим. Задаются потому, что авторитетов такого уровня сейчас просто нет в стране и в мире. Но Сахаров не может воскреснуть, посмотреть вокруг и сказать: давайте сделаем вот так, а я через 30 лет опять вернусь, посмотрю… Вопрос “что делать?” нам надо задавать самим себе. Андрей Сахаров был человеком, к которому прислушивались во всем мире. Конечно, политики не разделяли многого из того, что он говорил. Потому что Сахаров никогда не был политиком и по натуре не мог им стать. Но они к нему все равно прислушивались, как к камертону. Я думаю, если бы он жил все эти 30 лет, политики слушали бы его. И, глядишь, мы не были бы в той точке, в какой находимся сейчас”.

Известно, что Борис Ельцин, очень ценивший Сахарова, предлагал в своё время журналу Time, который регулярно выбирает “человека года”, объявить академика-диссидента “человеком века”. А голландский советолог Роберт Ван Ворен, один из организаторов конференции в Вильнюсе, напоминает о другом факте, не столь известном широкой публике. “За три месяца до путча, в мае 1991 года, Михаил Горбачев подписал распоряжение, обязывавшее изменить многие советские законы в соответствии с международными конвенциями, которые СССР к тому моменту подписал. Полностью поменять законодательство! Горбачев это письмо отправил членам Политбюро Пуго, Янаеву, Крючкову, Павлову. Не сомневаюсь, что таким образом президент Советского Союза пытался остановить движение этой группы по пути к ГКЧП. Подписан этот документ был 21 мая, в день рождения Андрея Дмитриевича. Не просто совпадение дат, я считаю, – это от Горбачева был знак уважения к Сахарову, которого тогда уже не было в живых. Даже после смерти он влиял на политиков своей страны! Эта историческая фигура символизирует постоянный призыв к каждому – делать выбор в жизни. Принимать решения. Мы ответственны за свою жизнь и свободу. Если их не защищать, то потерять их можно очень быстро”.

Журналист Владимир Водо в 80-е годы встречался с Андреем Сахаровым в качестве редактора его текстов: “Тогда готовилась к выпуску книжка, ставшая, наверное, первым советским публицистическим бестселлером. Это был сборник статей “Иного не дано”, в число авторов которого вошли такие люди, как Юрий Афанасьев, Леонид Абалкин, Гавриил Попов, Юрий Черниченко. И Андрей Сахаров. У него я бывал в 1988 году в московской квартире, когда привозил гранки статей. За чаем однажды говорили с ним “за жизнь”. Он интересовался судьбами людей, многим помогал, в чем я лично смог убедиться. Тогда у меня в записной книжке остались телефоны авторов сборника.

И вот проходит год, в Москве открывается Первый съезд народных депутатов СССР. Это был момент настоящего откровения, когда все советские люди по советскому телевидению вдруг услышали то, что до этого могли услышать только на “Голосе Америки”. Помню вечер первого дня съезда, неравнодушный народ тусовался возле редакции “Московских новостей” на Пушкинской площади. Из близлежащего 108-го отделения милиции время от времени приезжали сотрудники и забирали наиболее активных. В толпе ходили “тихари”, которые вычисляли и указывали, кого забрать. Вижу: стоит девушка и плачет. Что случилось? – Да вот, моего парня только что забрали, ни за что. Я взял ее под руку, довел до телефонной будки, набрал номер телефона Сахарова, дал трубку – говори. Она рассказала. Было около часа ночи, когда он приехал на площадь. До двух часов выступал перед народом.

На второй день сьезда Сахаров выступал уже с трибуны и говорил о правах человека. И… что 108-е отделение милиции устроило на Пушкинской площади беспредел! Что без оснований забирали участников мирного диспута граждан о демократизации и перестройке. Чем окончилась история плачущей девушки, не знаю, но думаю, что это выступление не могло не помочь.

И еще один раз в жизни я воспользовался сахаровским номером телефона. Уже из Вильнюса, когда не было в живых самого Андрея Дмитриевича. Позвонил Елене Боннер, потому что не мог дозвониться до остальных – в ту ночь все отмечали Старый новый год. Это была ночь с 12 на 13 января 1991 года. Сказал: “Елена Георгиевна, у нас стреляют”. То, что было дальше, вы знаете”.